Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло - дневники. 1965–1970

Социальная лестница. Во время завтрака стюарды, собравшись вместе, стоят у буфета, переговариваются и смеются. Старший стюард стоит в некотором отдалении от них, внимательно прислушивается, однако лица не морщит.

Гала-вечер, украшенный португальской женской капеллой и чернокожей певицей. Я сначала было подумал, что свое искусство демонстрирует кто-то из пассажиров, но вскоре по владению инструментом — голосом и жестикуляцией — распознал, что здесь работал профессионал. Негритянка, почти pur sang [541], оттенка хорошо прожаренного кофе, смесь девственного леса и Moulin Rouge времен Тулуз-Лотрека, прибыла из Бразилии, где меланж удается еще лучше, чем в Анголе. Горловой, страстный голос, эластичные движения, напоминающие то самку леопарда, то ящерицу. Стало быть, одно из тех существ, о которых в «Тысяче и одной ночи» говорится, что даже у стариков намокают штаны, когда они видят такую хотя б издали. Но, вероятно, посул сильней исполнения — отсюда и заметка графа Кайзерлинга во время его путешествия по Южной Америке: кровь амфибий под гладкой кожей ящерицы. О том же и Вебер в «Демокрите»: «Негритянки, кожа которых выглядит бархатом, а холодна, как у змей».

Повар превосходен; я размышлял над тем, как у него получается, чтобы каждому из пассажиров досталась индюшачья грудка. Он достигает этого, нарезая гораздо больше индюков, чем сервируется на стол. Когда «ломтики лысух» распределены, carcasse [542]на камбузе по-новому украшается гарниром.

При виде этого я вспомнил о временах вроде «брюквенной зимы» 1917 года, когда шеф-поваром был пустой желудок. Следовало бы научиться по радиотелеграфу отправлять изобилие в те области, где царит голод.

Блюда подавались не просто, а, спрятанные под муляжами, вносились в зал под музыку. Последовали айсберг с пингвинами, которые сторожили лангустов, освещенный изнутри монастырь святого Иеронима и в качестве десерта, под бурные аплодисменты, Вифлеемская башня.

За ночь часы были переведены на час вперед. Утром в разрывах облаков на мгновение показался пик Тенерифе. В плавательном бассейне, где уже вчера отсутствовали португальцы, больше нет воды.

Вечером высадка в Фуншале, в темноте, как и по пути в Анголу. Мне снова бросилась в глаза чистота, вымытое благообразие строений. Зазывалы еще умножились числом и назойливостью. Остров перенаселен; недостающее приходится привносить иностранцам. На это указывают также дешевые вышивки и плетеные изделия.

В центре города сад с пальмами, стволы которых обвивают филодендроны, и с деревьями, широкой плитой распластанными по земле. Среди роз и гибискусов цвели похожие на клюв попугая стрелиции, не столько видимые, сколько угадываемые в темноте.

В магазинах повсюду немецкие газеты и журналы. Здесь я узнал, что за минувшее время Кизингер стал федеральным канцлером. Личность симпатичная — но с практической точки зрения следует опасаться, что мы еще сильнее окажемся привязанными к курсу де Голля. Почему это все еще занимает меня?

Последний день на борту. В двенадцать часов пополудни я поставил последнюю точку в «Субтильной охоте». Так книга и будет теперь называться. Эта тема занимала меня почти три года, хотя и с перерывами.

Чаевые очень приятному персоналу: главному стюарду, старшему стюарду, стюардам по каюте и в баре. После ужина маяк по правому борту. Это, должно быть, испанское побережье.

Паспортный контроль продолжался долго, как и везде, где задействована сильная полиция.

В аэропорту мы узнали, что ближайшая машина на Цюрих отправляется завтра в шесть часов утра; нам следует за час быть на регистрации. Между прочим, avion кажется мне удачнее flugzeug [543], однако flieger лучше, чем aviateur [544].

Мы сняли номер в отеле «Principe Real», оставившем у нас о себе добрую память. Освежившись, мы прошлись вдоль avenida do Liberdade, намереваясь еще раз выйти к Вифлеемской башне. По дороге мне пришло в голову, что с тем же успехом мы могли бы съездить в Синтру; мы находились совсем рядом с железнодорожным вокзалом, с которого часто один за другим ходят поезда, например, как из Берлина в Потсдам или из Парижа в Версаль.

Сказано — сделано. Через три четверти часа мы оказались в городке, в котором, несмотря за прохладную погоду, не было недостатка в туристах. Мы поели супа в ресторане «Regional». На борту подтвердился мой старый опыт: что изучение обширных меню, подаваемых по три раза на дню, вскоре вызывает отвращение. Роскошные блюда приобретают какой-то единый привкус. Их начинаешь поглощать с нарастающей безотрадностью, с тоской Исава по чечевичной похлебке. Исключение составляли vinho verde, фрукты и устрицы Илья, которых с первых дней явно недоставало.