Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло - дневники. 1965–1970

Пока я наблюдал за ними, из окна своей ванной комнаты выглянул толстый португалец; через плечо у него висело полотенце, и он беседовал со своей женой, которая в саду объясняла негру, где копать посадочные лунки. Все излучало уют, какой можно встретить в Марселе или где-то еще на Средиземном море и даже в предместьях Парижа. Дом тоже напоминал одну из скромных вилл banlieue [485]. То есть здесь можно удобно устроиться — pourvu que cela dure [486].

Около девяти часов после хорошего завтрака — en route [487]. Кофе можно пить с наслаждением — отмечаю это еще и потому, что впервые вкушал напиток в краю кофейных плантаторов.

По левую руку Pietras nigras, гряда темных скал, которая обрамляет горизонт вертикальным меандром. Потом недолго на кладбище Какусо, удручающем месте. На некоторых могилах стояли камни, потом пошли красно-бурые холмики без памятников и цветов, безымянные. Черных хоронят в кустах, белых не без свидетельства о смерти. Погребение длится несколько часов; поэтому гроб всегда держат наготове.

Опять в Салазаре. Там сеньор Штафф с нами расстался, чтобы отвезти в Килумбо растения; о них нужно было быстро позаботиться. Мы поехали в ресторан на высотах, заказали еду и поплавали в бассейне. Взгляд простирается далеко за город и обступающие его горы. Большие и маленькие негритянские деревни с сотнями хижин тянутся вниз по склонам.

Запоздно обратно в Килумбо. В окрестностях Салазара дождя, похоже, не было; время от времени мы проезжали мимо горящих площадей «огненной охоты». За языками пламени стояли негры с копьями, жаркий воздух врывался внутрь. Перед Калуло горы стали зелеными.

Обогнули раскорчеванные участки. Оттуда — к португальскому соседу по прорубленной через девственный лес тропе. Прекрасная, одинокая дорога. Термиты пересекали ее короткими колоннами, на видимых участках своей подземной системы. Они текли наружу из схваченных известковым раствором башенок.

Вечером у четы Кремер на их fazenda Рока-Китонду. Господин Кремер был долго плантатором сизаля [488]в Восточной Африке. Здесь он возделывает кофе и оливковые пальмы. Он живет с женою в лесу. Они спят в соседнем доме, окна и двери которого защищены. После восстания Пиде [489] арестовала четверых молодых слуг, которые больше не вернулись. «Как раз лучших ремесленников».

Вчера его побеспокоила зеленая змея, гревшаяся на солнце у него на террасе, он велел убить ее. После того как в Восточной Африке ему пришлось застрелить обезьяну, он не переносит ни их, ни вообще диких животных. На обезьян он смотрит только через мушку ружья, с которым ходит, как с тростью.

Исав [490]: так мы окрестили серого детеныша южно-африканской антилопы [491], которого нам вчера по дороге к Кремерам продал негритенок. Мы выбрали такое имя, потому что шерсть у зверька была на ощупь как проволочная щетка. Раздобыв соску и молоко, Штирляйн кормила его каждые два часа; Исав принимал еду. Уши у него не в форме ложки, а острые, как концы шейного платка.

В первой половине дня по звериному следу на гору. Как в большинстве случаев меня облаяли собакоголовые обезьяны, одну из которых я увидел в отдалении. Начинается массовое цветение Rothschildia. Я обнаружил на осях ее листьев очаровательного бело-крапчатого Cerambycidae [492]. К сожалению, на островке цветущих лилий я нашел не больше полдюжины экземпляров. Раритетное животное в редком растении; естественно, для этого нужны также глаза и осведомленность.

Исав начинает стоять на ногах. Он снова несколько раз получил молоко, ночью тоже. В предрассветных сумерках он издавал необычные, звонкие вскрики. Такой звук получается, если пищать через лист, который держишь руками. Вероятно, звал мать.

Я представил себе существо, как оно бережется в кустах; мать прячет его, пока пасется, время от времени она возвращается, чтобы покормить и облизать его, оно спит, защищенное ее телом. Поблизости змеи и леопарды, великое, дикое, страшное одиночество.

В первой половине дня Менцинген уехал. Он, к сожалению, не нашел здесь места; белому женатому управляющему не так просто найти работу — разве только на севере, где небезопасно.

В его лице я познакомился с человеком, который еще сильно живет инстинктом, небрежный, а потом опять максимально сконцентрированный. Он, как туземцы, ходит в кустах босиком, по скалистой и тернистой почве. Незаметно подкрадывается к буйволам и антилопам. Много повидал и умел хорошо рассказать, к тому же был для своих лет начитан. Траппер, лесной ходок.