Ольга Скороходова - Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир

6. Если я знакомлюсь с новым человеком, я очень хорошо чувствую, если он волнуется или растерялся и не знает, как со мной заговорить. Благодаря тому что я себя чувствую гораздо лучше, чем мой собеседник, я могу вывести его из весьма неприятного для него состояния. Я обычно бываю инициатором беседы. Недавно моя подруга Н. познакомила меня со своим товарищем. Н. ему уже рассказывала обо мне, но, несмотря на это, он крайне растерялся, когда знакомился со мной. Я знала, что он интересуется литературой, очень любит поэзию и даже сам пишет стихи. У нас легко завязался разговор на эту тему, тем более что художественная литература и поэзия доставляют мне величайшее наслаждение. Не прошло и 10 минут, как мой новый знакомый чувствовал себя совершенно свободно. Через несколько дней мне передала подруга, что мой новый знакомый после беседы со мной о литературе стал говорить, что его плохое настроение уже проходит и он очень доволен, что встретил человека, с которым мог говорить о том, что его так интересует, т.е. о поэзии и вообще, о литературе.

7. После закрытия 15-го конгресса физиологов наш институт посетили многие члены конгресса. Конечно, я имела полную возможность говорить с нашими гостями, если кто-нибудь из них знал русский язык. Знакомясь со мной, они крайне смущались. Помню одного врача, поляка, уже старика. Он изъявил желание поговорить со мной, но совершенно растерялся. Я сразу по его руке почувствовала, что он смущен и растерян. Я ободряюще улыбнулась ему и спросила: «Откуда вы?» Почтенный ученый так обрадовался моему вопросу, что с величайшей радостью и готовностью ответил мне: «Я из Польши, из Варшавы». — «Какое впечатление произвел на вас наш Советский Союз?» — «Очень хорошее», — отвечал мой собеседник, который настолько уже приободрился, что осмелился спросить меня: «Что вы знаете о конгрессе физиологов?» Мой ответ очень удовлетворил его, и он дружески распрощался со мной. Если бы я чувствовала себя в таком же затруднительном состоянии, как мои новые знакомые, то весьма вероятно, что наши беседы не пошли бы дальше сообщений друг другу наших имен и фамилий.

8. Я хорошо знаю, что всякий слепой целиком полагается на свой слух: где бы он ни был, он всегда четко вслушивается во все, что его окружает. Но если я иду по улице с кем-нибудь из слепых подруг, я уже не чувствую себя так свободно, как тогда, когда я иду со зрячим. Я не вполне полагаюсь на слух слепого, ибо знаю, что один слух не обеспечивает слепого от падения. В пути со слепыми я сама слежу за дорогой, т.е. стараюсь почувствовать, где начинается повышение, понижение или ровное место, а равно слежу и за запахом. Однажды я была в библиотеке слепых, и мне пришлось возвращаться домой с А. Когда мы вышли из библиотеки на улицу, я сразу заметила, что А. повернула в противоположную сторону от того направления, куда нам нужно было идти. Я об этом ей сказала, но она ответила: «Нет, мы идем туда, куда нужно». И она быстро зашагала по взятому ею направлению. «Нет, мы идем не туда… да ты хоть так не спеши, мы сейчас куда-нибудь полетим». Едва я это сказала, как мы с разбегу полетели вниз. От такой неожиданности мы обе не сразу поняли, куда упали. Потом почувствовали, что катимся вниз по лестнице. Лестница была ступенек в восемь, а может быть, и больше, но она нам показалась необычайно длинной, и путешествие по ней казалось вечностью. Когда, наконец, мы выкатились прямо на тротуар, наш испуг прошел, и мы рассмеялись. «Откуда она взялась, эта лестница?» — сказала А. «Я тебе ее подставила, потому что ты мне не верила, что мы идем не в ту сторону», — ответила я. А. сказала: «Теперь и я вижу, что мы пошли не в ту сторону».

9. Одну зиму в соседнем коридоре нашего дома жили аспиранты. Я уже была знакома с несколькими девушками. Однажды они познакомили меня со своим товарищем. Он, наверное, полагал, что я могу понимать только примитивные разговоры, поэтому прежде всего спросил: «Есть ли у вас родные?» Я ответила ему: «Отчего вы не спросите меня, что я читаю или знакомлюсь ли я с текущей политикой?» Я заметила, что после моих слов аспирант очень смутился и начал извиняться за то, что так неумело начал говорить со мной. Быть может, многие скажут, что мой ответ аспиранту был резок, но дело в том, что я не нахожу ни малейшего удовольствия в разговорах о родных, которых я почти не знаю, потому что они меня бросили еще в детстве. Если кому-нибудь приятно слышать такие «трогательные» вещи, то для этого есть много такой литературы, где автор со всеми подробностями описывает, как страдают дети от жестокости родителей.