Дело в том, что Вовку мама взяла из детского дома. По воскресеньям мальчишки их двора обычно играли во дворе в хоккей, потому что именно в выходной набиралось целых две команды.
Иногда переменяли игру. И для компании в два-три человека лучше всего подходила железная бочка. Ее вычистили, выскребли и по инициативе Вовки, уже имевшего в детдоме опыт изобретательства, нарекли космическим кораблем.
И в тот раз Вовка было уже приготовился лезть в бочку, как вдруг впереди, оттерев плечом, очутился Женька Семичев. Откуда он заявился? Ведь еще утром отец увел его с хоккейной площадки.
— Отойди, моя очередь! — мягко попробовал отстранить его Вовка.
— А я без очереди! — увернулся Женька и так хитровато улыбнулся, вернее, даже прикусил улыбку, как будто хотел подставить свою коварную подножку.
— Это почему же без очереди? — возмутился Вовка.
— Потому, что у меня отец летчик, — небрежно обронил Женька, теперь даже не удостоив его взглядом, и занес над люком ногу.
Вовка оторопел.
— Ну и что же, что летчик!.. — чувствуя, что сдается, что уступает, пробормотал он и в следующую секунду, сам не сознавая почему, выпалил: — У тебя летчик, а у меня космонавт!
— У тебя? Космонавт? — Женька вытаращил глаза, надул щеки — и словно лопнул от смеха, даже бочка чуть-чуть покачнулась. — Свистун! — захохотал Женька и повернулся к Петьке Сатину, потом к Славке Смагину, как бы прося их в свидетели Вовкиного обмана. — Да знаешь ты кто?
— Кто? — холодея от предчувствия какой-то гадости, тихо спросил Вовка.
— Безотцовщина, вот ты кто! Приемыш! — объявил Женька и, занеся другую ногу за край люка, скрылся в бочке, в которой еще слышнее забубнил его смех…
И в полусне мелькнула спасительная мысль: «А может, и вправду мой отец космонавт? Почему бы и нет? Ведь до самого старта имена и фамилии космонавтов остаются неизвестными. Значит, мать хранит тайну? И Вовка будет ее хранить». Но, едва мелькнув, эта мысль тут же погасла вместе со звездочкой.
Вовка проснулся, когда небо было уже ярко-голубым. И от погасшей звездочки, которая вчера не давала уснуть, но которая все светилась участием и любовью, и оттого, что на улице, наверное, снова поджидал его со своими насмешками Женька Семичев, Вовке сделалось грустно.
— А ну-ка пляши, космонавт! — услышал он голос матери. — Тебе письмо…
Вовка неохотно приподнялся и достал из конверта листок.
«Владимиру Котову от Юрия Гагарина, космонавта-один…» — было написано в самом верху.
Вовка ничего не понимал. Он читал-то еще по слогам, а тут совсем начал спотыкаться от волнения.
— Тебе, тебе, читай, — закивала мать.
«Дорогой Вовка! — пробирались от слова к слову неверящие Вовкины глаза. — Мне рассказали, какой ты славный парень и как отважно водишь к самим звездам космические корабли. Вот еще немного подрастешь — вместе полетим к Марсу на взаправдашнем звездолете. Не возражаешь?
А Женьке Семичеву, который дразнит тебя, скажи, что я на него в страшной обиде. Если тебя еще кто будет обижать или тебе придется в жизни очень туго — напиши мне. Всегда охотно приду на помощь.
Считай меня своим верным другом, а если хочешь, то и отцом.
Твой Юрий Гагарин».
Наверное, это и была отличительная особенность Юрия, что он был очень земным человеком. Всего было много в его характере — и доброты и жизнелюбия.
«Что еще о себе, — писал он в 1966 году, — живу как все, растут у меня хорошие дочери. Младшая, которой в апреле 61-го был всего лишь один месяц, уже совсем самостоятельный человек, старшая пойдет в школу. Вечерами мы с женой возимся с ними, играем.
Не скрою, много хлопот приносят депутатские обязанности. Частенько приходится садиться за телефон или ехать в ту или иную организацию, чтобы решать различные вопросы. А на столе не уменьшается пачка писем, на каждое из которых надо ответить. Пусть не сетуют на меня те, кто не получил ответа вовремя. У человека всего две руки и ограниченное время. Приходится всем этим заниматься ночами.
А днем — занятия, тренировки, полеты… Ведь мы, летчики, от авиации пришли к космосу…
Как и прежде, много читаю, хотя времени для художественной литературы очень мало. Больше приходится иметь дело с книгами по науке и технике. Это требует «езды в незнаемое», как сказал в свое время Владимир Маяковский.
Вот, собственно, и все, что я могу сказать о прошедших пяти годах. Они были замечательными. А впереди — новые перспективы, новые свершения… Сознание полезности для страны, для своего народа, независимо от того, большое ты делаешь дело или маленькое, является главным в жизни моих товарищей».
Читать дальше