Евфросиния Керсновская - Сколько стоит человек. Тетрадь пятая - Архив иллюзий

Это несколько образчиков из числа тех, с кем я встречалась, разговаривала и кто все же не утратил еще образа и подобия человеческого.

По утрам наступал тот счастливый момент, которого ждешь, хочешь ты в этом признаться или нет, все 24 часа в сутки: мы получаем хлеб. Максимальная пайка — 600 граммов. Ее получают лишь на тяжелой физической работе, и то при условии выполнения нормы. Мы, работающие в цехах, получаем 400 и 500 граммов. Последним причитается еще премблюдо: граммов 100–150 каши из отрубей или ложка кислой капусты из «черного листа». Суп тоже из «черной капусты» с рыбьими костями. Должно быть, это рыбы ископаемые: мяса у них нет, зато кости очень массивные. Однако если они основательно разварены, то их можно разжевать и даже проглотить.

Сама процедура кормления зверей не лишена красочности, а иногда сопряжена с опасностью. Может быть, этот эпизод теперь покажется смешным, но тогда все в нем было отвратительно, даже и мое поведение.

После того как бригадир нам раздал «птюшки», он идет к раздаточному окну, а мы выстраиваемся в затылок: сперва те счастливцы, что с премблюдом, затем остальные, а в конце — штрафные.

Все нервничают, волнуются:

— А вдруг не хватит?

Ошибка или просчет всегда возможны. К тому же, за пазухой, под телогрейкой, застегнутой на все пуговицы, всем телом ощущаешь тот кусок хлеба, который кажется пределом мечтаний. А кругом топчутся и толкаются целые толпы шакалов, и не поймешь, то ли это тоже бригада, ожидающая своего бригадира-кормильца, то ли настоящие шакалы, которые норовят вырвать из-за пазухи пайку или запустить в котелок свою грязную пятерню, чтобы выгрести со дна то, что погуще? Меня предупреждали, что здесь это явление обычное, но начинаешь верить лишь тогда, когда испытаешь на собственной коже.

Хотя «ученье сокращает нам опыты быстротекущей жизни», но настоящее ученье только тогда идет впрок, когда оно подтверждается наглядным опытом.

Вдруг чья-то костлявая рука из-за спины прижала плотно мое плечо и протиснулась за пазуху, чтоб вырвать оттуда хлеб. Одновременно передо мной выросла другая фигура и запустила руку в мой котелок.

Я никогда не была специалистом по джиу-джитсу [38] японская система самозащиты и нападения без оружия. , но во мне пробудился первобытный зверь, готовый зубами и когтями бороться за свою добычу. Опыта у меня не было, но инстинкт или атавизм заменили его мне — затылком я ударила в нос того, кто был сзади, а ногой лягнула в пах того, кто нападал спереди. Он изогнулся от боли дугой, и я коленкой поддала ему в зубы. Затем, обернувшись, замахнулась котелком и чуть было не огрела Касымова, спешившего ко мне на помощь.

В тот день я осталась без супа, зато заслужила всеобщее одобрение моего «высокого мастерства». Впрочем, в глубине души мне было стыдно — европейский дух еще не совсем выветрился, несмотря на успешное «воспитание» в исправительно-трудовом лагере.

Еще один урок, который должен был сократить мне «опыты быстротекущей жизни», я получила, сажая капусту в подсобном хозяйстве.

Я работала в ночную смену и, когда вербовали добровольцев, с восторгом ухватилась за эту возможность хоть немного поработать в родной стихии, погружая руки в землю, ощущая ее аромат.

В совхоз нас везли на машине. Нам раздали по ящику рассады, по ведру и кружке. Я принялась за работу с душой, по-хозяйски: каждый росток сажала, плотно обжимала пальцами землю и поливала по полной кружке на корень. Разумеется, я отстала от девчат. Тут и удивляться было нечему — девки съели рассаду капусты! Вернее, они скусывали серединку, а сажали лишь боковые листья. И поливали одной кружкой десять корней.

Когда осенью нас гоняли на картошку, то результаты были налицо: все капустное поле «гуляло», там пышно разросся бурьян, и лишь на моей делянке красовались могучие кочаны капусты!

Горько же я поплатилась за свою добросовестность! Уж как меня ругали, как срамили — и лодырь я, и нарочно саботирую. Тех, кто сожрал сердечки у капусты, но зато окончил рано, накормили вареной картошкой, а мне в наказание поесть не дали. Мало того, что я лишилась своей лагерной баланды — черпака супа-рататуя — и до самого вечера работала не разгибая спины, да еще на обратном пути, пешком верст 7–8, надо мной все издевались. В довершение всего на следующий день мне выписали штрафной паек — за отставание в работе. Спасибо Витюше Рыбникову, он отстоял мое право на хлеб, так как я в ночную смену уже свою норму отработала.