Под забором чернеют обгорелые стропила, дом из векового камня, прочный, нарядный, смотрит на простор широкими окнами. Но пусто за ними. Нет хозяина в новом доме. Опустели все армянские дворы.
Какая сила развела соседей? Что не поделили с ними Гариб Рашидов, его брат Абдурахман? Им нечего делить. Земля одна у них с рождения, рядом могилы дедов. На одном памятнике имена фронтовиков, азербайджанцев и армян, не вернувшихся с войны. Работу вот, правда, делили, и за себя, и за товарища впрягались. Сколько дел переделали их руки, сбились, почернели пальцы, никакая мочалка не отмоет въевшуюся в кожу землю. Эти руки выкладывали стены, настилали крышу. Как на смену, приходили односельчане на пепелище, поднимали новый дом для фронтовика, земляка.
Когда опять в нем загорится свет? Когда вернутся в родные села, города, поселки азербайджанские и армянские переселенцы? Наверное, сколько судеб, столько и ответов.
В селе Ширванзаде, мне кажется, нашли свой ответ. Нашли, не копя в сердцах обиды, по-соседски присматривая за пустыми домами, за оставленной скотиной, думая о будущей совместной жизни.
Вместе с братьями Рашидовыми идем к мемориалу. Фотографии из семейных альбомов бережно вмонтированы в стену памяти. Открытые лица под пилотками, гимнастерки с «кубарями». Здесь и Самед Рашидов, и Абдул Рашидов, семеро росло в семье, двое пали на Отечественной. А всего на обелиске тридцать семь фамилий. Азербайджанских и армянских. Вместе защищали Родину.
— Так хочется, чтоб вернулись все, кто от нас уехал, — тяжело вздохнул Гариб Рашидов. — Вот мы и телефон нашли. Это Гайка Андреевича, это нашей Виолетты, директора. Позвоните и вы им, скажите, всем селом просим вернуться.
Есть в азербайджанском языке такое выражение — «гариб ахшам». В буквальном переводе — чужбинный вечер. Вижу за ним вековую печаль людей, покидавших отчий кров. Наверное, похожие слова есть и в армянском языке. Как бы ни старались украсить дом переселенцев, все равно он для них чужбинный.
Где вы встречаете Новый год, Гайк Андреевич Мовсесян? Я не дозвонился до вас. Но, может быть, вы прочитаете эти строчки: в ваше село уже вернулись шесть семей. Приехали обратно Виолетта Айрапетян и Сергей Григорян. Первый секретарь Шемахинского райкома партии И. Искендеров рассказал мне по телефону, как радушно их встретили. Поехали автобусы и за другими вашими земляками в районы Армении. Понемногу настраиваются домой и переселенцы-азербайджанцы, приехавшие в Шемаху. Оживает детскими голосами школа. Загорелся свет по соседству с вами. И, наверное, согрелся тендир — печь для хлеба. Я видел его холодным. Но рядом лежал аккуратно нарубленный хворост — это братья Рашидовы заготовили. Загорится очаг, вы достанете мягкий хлеб, от его запаха станет теплее на душе. И вы вместе разломите хлеб.
Так заканчивался дневник 1988 года, заканчивался надеждой. Увы, несбывшейся. Страна летела под откос…
«Я добивался встречи с Горбачевым»
Гейдар Алиевич Алиев, персональный пенсионер союзного значения (была такая официальная формулировка) оставался членом Центрального Комитета КПСС. Практически отстраненный от дел, он тем не менее пытался что-то подсказать властителям, посоветовать, поделиться своими рекомендациями.
— Я добивался встречи с Горбачевым, но он меня не принял. В тот момент я уже был пенсионером. Помощники говорят: он занят, мы доложили. Там всегда ответ простой — мы доложили, он знает, нужно ждать, когда пригласит. Ждал день, два, месяц, нет ничего. Позвонил еще раз. Разумеется, он меня не принял. Я добивался встречи с Лигачевым. Он тоже не хотел меня принимать, но однажды утром я просто пришел в ЦК очень рано, сел у него в приемной, — то есть вот так, явочным порядком, сижу и жду. Приезжает. Я ему про обстановку в Нагорном Карабахе излагаю свои взгляды. Он слушал, слушал, ничего толком мне не сказал, — а я-то думал, что в какой-то степени могу быть полезным.
— Вы предлагали Лигачеву конкретный план действий? — Ну… В общем, я говорил ему, что обстановка такова… нужно принимать самые решительные меры. «А мы, — говорит он, — меры принимаем». Вот и все. То есть в моем участии нет никакой нужды. И мои советы тоже не требуются. Тогда я пошел к Разумовскому, он, кстати говоря, принял меня не сразу, хотя я был членом Политбюро, а он только секретарем ЦК. Я тоже говорил, говорил, он сидел, вроде бы слушал, но я так и не понял, дошли до него мои советы или все без толку (из диалогов с телеведущим Андреем Карауловым).
Читать дальше