Всему этому есть ряд причин. Причина в том, что мы живем в условиях демократии. Между тогдашним и нынешним государственным строем есть разница. Я следую путем демократии. Как человек, утверждающий в Азербайджане принципы демократии, я иду на компромиссы во многих вещах. Следуя путем демократии, нужно создавать мир, безопасность, гражданское согласие…
Гейдар Алиев, как самый чуткий сейсмограф, улавливал политические токи времени. И пропускал их через свое сердце. В мае 1987 года, как мы уже писали, его настиг инфаркт. «Страшнейший инфаркт», — уточнил в одной из наших бесед Евгений Максимович Примаков. Ему рассказала об этом его жена, Лаура Васильевна, врач-кардиолог кремлевской клиники, к сожалению, уже ушедшая из жизни. Алиева тогда списали в пенсионеры. «Но он выкарабкался после инфаркта, — добавляет Евгений Максимович, — и это тоже свидетельство его воли, умения мобилизовать все жизненные силы». В черную субботу, тринадцатого декабря 2003 года, Евгений Максимович Примаков одним из первых пришел в посольство Азербайджана в Москве, чтобы проститься со своим большим другом. «Это был человек, который делал историю», — так написал Примаков об Алиеве в книге соболезнований. «Это был человек, который бы сделал честь любой нации» — слова депутата Госдумы Сергея Бабурина. «Гений», «великий сын азербайджанского народа» — самые частые записи в этой скорбной книге.
…В Азербайджане помнят досужих «прорицателей», которые твердили: мол, теперь-то, вернувшись во власть, Алиев примется сводить счеты с теми, кто вчера чернил и шельмовал его. Но это не в характере великанов.
— Сегодня, конечно, можно говорить о репрессиях минувшего периода, можно говорить о зле, причиненном людям, о несправедливости… Это наша история. Историческую правду нужно говорить всегда. Но наряду с этим почему вы забываете достигнутые нами успехи? Среди этих достижений… — азербайджанский язык. Теперь называйте это, как хотите, но азербайджанский язык за всю историю не обогатился настолько, насколько в эти шестьдесят лет… Не было написано на азербайджанском языке столько книг, столько романов, столько стихов, столько рассказов. Это наш исторический путь, это наше историческое достижение…
… Мы должны всегда высоко чтить свое национальное самоощущение. Национальное самочувствие всегда выручало меня из трудных ситуаций. Благодаря национальному самоощущению я и смог идти по желаемому пути, достичь желаемого и служить моему народу.
Президент Гейдар Алиев в последние годы любил гулять по улицам Баку. «Мог запросто зайти посидеть в приглянувшийся ему ресторанчик», — как заметили в своем репортаже журналисты «Известий». Его охранники беспокоились: «Гейдар Алиевич, мы не проверили еду». «Ничего, ничего, — улыбался Алиев. И тут же в шутку замечал начальнику охраны: — Если что случится, ты будешь виноват». Сколь велик человек, столь же и прост. Сколь искренен и отзывчив, столь же и привлекателен. Гейдар Алиев покорял своей искренностью.
К нему тянулись люди искусства — писатели, композиторы, художники. Они видели в нем моральную опору, своего духовного наставника. И не раз говорили об этом — сошлемся хотя бы на свидетельства писателей Анара и Мамеда Араза, Вагифа Самедоглу и Эльчина, их русского собрата, фронтовика Великой Отечественной Ивана Поликарповича Третьякова — ему в числе большой группы литераторов была установлена Президентская стипендия. «Я, сколько буду жив, буду помнить Гейдара Алиева, — так написал нам Иван Третьяков. — Он ценил людей по работе, при нем хотелось трудиться с полной отдачей».
Алиев высоко ценил дружбу и не жаловал перебежчиков. Не забывал тех, кто оставался с ним в горькие дни московской опалы, в дни испытаний, кто не перебегал к более перспективным, как им казалось, покровителям. Умел быть благодарным, очень ценил это качество у других.
19 декабря 1995 года. Гейдар Алиев выступает во Дворце «Гюлистан» на вечере, посвященном шестидесятилетию Юсифа Самедоглу, народного писателя, видного общественного деятеля, рано ушедшего из жизни.
— Сегодня считаю нужным сказать и об одном интересном эпизоде. В 1990 году я вернулся из Москвы в Азербайджан. Здесь (в Баку. — Авт.) жить оказалось невозможным, я отправился в Нахичевань. В то время, если, с одной стороны, меня преследовали, изолировали от общества, совершали несправедливость в отношении меня, то, с другой стороны, я постоянно наблюдал уважение и очень часто чувства любви со стороны народа. Я никогда не забывал и не забуду людей, которые во время моей жизни в Нахичевани в условиях изоляции, прорвав блокаду, приезжали и встречались со мной. Ибо это было непростым делом. Людей приезжало много. Приходили просто повидаться, на час, на два, побеседовав со мной, выразив свое отношение, возвращались обратно — или в Баку, или в Гянджу, или же в другие города.
Читать дальше