Виктор Андриянов - Гейдар Алиев

1. Утвердить, что Абулъфаз Гадиргулу оглы Алиев (Эльчибей) не может далее исполнять обязанности Президента Азербайджанской Республики.

2. Передать полномочия Президента Азербайджанской Республики Председателю Верховного Совета Азербайджанской Республики Гейдару Алирза оглы Алиеву.

Теперь его официальные титулы звучали так: осуществляющий полномочия Президента Азербайджанской Республики, председатель Верховного Совета Азербайджанской Республики.

— Я осознаю всю меру ответственности, которая ложится на меня в этот трудный для азербайджанского народа час испытаний, в период обострения общественно-политической ситуации в республике… Приложу весь свой опыт как государственного и политического деятеля для вывода страны из создавшегося во многих сферах кризиса. При этом мы остаемся верны избранному Азербайджаном демократическому курсу…

Перед Алиевым были листки бумаги с тезисами выступления, но он, как всегда, говорил, не заглядывая в них. Как и в шестьдесят девятом, ему предстояло начинать новую страницу своей жизни, слитой с жизнью Азербайджана. Но неуверенности в его голосе не было. Капитан вернулся на капитанский мостик. Он знал, что делать, он видел курс. О таких натурах говорят, что их подпитывает власть. Это так и не так.

Власть даст подпитку, если у политика есть запас прочности, знаний, интеллектуальный потенциал, словом, если есть что подпитывать. А если его обуревают мелкие чувства и корыстные расчеты, ничто не поможет.

За событиями в Азербайджане внимательно следили во многих столицах. Один за другим к Гейдару Алиеву шли на прием послы, добивались встреч главные редакторы и специальные корреспонденты ведущих газет и журналов, теле- и радиокомпаний разных стран. Выбираем из многих свидетельство русского писателя Александра Проханова.

«Я приехал в Баку и три дня не мог повидаться с Гейдаром Алиевым, занятым технологией власти. Шла сессия меджлиса. Слушался доклад комиссии, расследовавшей события в Гяндже. Председательствовал Алиев. По телевизору я наблюдал его действия. Поднимались на трибуну виновники кровопролития, вчерашние кумиры, витии, кто полтора года не исчезал с телевизионных экранов, учил, увещевал, разоблачал, клеймил. Сейчас они были растеряны, подавлены. Лепетали, мямлили, с трудом, под давлением свидетельств, признавали вину. Называли имя главного виновника — Эльчибея.

Алиев, искусный психолог, подводил каждого к саморазоблачению, отбирал у каждого его потенциал власти, снижал его уровень, лишал властного мифа, развенчивал облик, созданный льстивым телевидением. Он разрывал одну за другой нити, связывающие их с центром власти, замыкал эти нити на себя, ибо он был теперь в этом центре, создавал первую хрупкую структуру разрушенного управления. Было видно, как трудно ему, какие терпение и выдержка требовались от семидесятилетнего политика.

Двигало им в этот момент не торжество, не чувство реванша, а точнейший расчет пилота, перехватившего управление подбитого, горящего самолета.

Четверо главных «фронтовиков», недавние председатель Верховного Совета Иса Гамбаров, премьер-министр Панах Гусейнов, чины МВД и службы безопасности были арестованы…

Стремительно менялась власть — с каждым часом, с каждым выпуском новостей. Общество, утомленное, деморализованное, утратившее надежду, вяло идущее на поводу у случая, само стремительно менялось».

Алиев принял Проханова поздно ночью, в огромном кабинете председателя Верховного Совета.

«За его спиной стоял штандарт государственного флага республики. На столике — золотые арабески с сурами Корана.

Тут же — батарея цвета слоновой кости правительственных телефонов с гербом СССР.

Я знал, что уже неделю он спит не более четырех часов в сутки. Мне навстречу поднялся сухой, гибкий в талии человек, без следов утомления. Его сухая ладонь в рукопожатии была теплой и крепкой. Продолговатое лицо покрыто загаром и не кажется лицом старика. На нем дорогой, прекрасно сшитый костюм. Галстук, не чопорный, не чиновный, а очень светский, нарядный, затянут сочным узлом. Глаза блестящие, быстрые, с цепкими, моментально загорающимися зрачками. И во всем его облике чувствуется артистизм, — способность моментально угадывать собеседника, улавливать его настроение и замыслы.

И еще — в кабинете не было запаха табака, а тонкий, едва уловимый аромат дорогого одеколона».

Приведем несколько фрагментов из их большой беседы.