В. Цареградский - По экрану памяти - Воспоминания о Второй Колымской экспедиции, 1930—1931 гг.

Мысли снова вернулись к предстоящей экспедиции. Но они уже были другими. Скорее, скорее за работу! И торопливо шагая к остановке трамвая, я чувствовал, как мне необходимо быстрее увидеть свою жену Марию Яковлевну и Евгения Ивановича Игнатьева, жившего с нами в соседней комнате. Мне не терпелось рассказать им все, поделиться своими мыслями, планами, чтобы вместе начать обдумывать, обсуждать все вопросы, связанные с предстоящей экспедицией.

Нужно сразу заняться оформлением планов, смет, списков состава экспедиции, снабжением, заказами снаряжения. Сколько предстоит дел в самые сжатые сроки!

Припомнилось, как неоднократно в Южно-Алданской и в Первой Колымской экспедициях мы испытывали трудности из-за отсутствия, казалось бы, незначительной мелочи. Например, рабочие Алданской экспедиции (многие из них были горожанами или крестьянами, не знающими условий походной жизни), коллектор, да и я, очень нуждались в починочном материале. При ходьбе по острым обломкам камней в осыпях одежда и обувь быстро изнашивались. Прохудившиеся подошвы и головки ичиг [5] Ичиги — кожаная обувь старателей. К длинному голенищу подшивается головка с мягкой подошвой без задника. При износе головка заменяется новой. нечем было зашить. Ни кожи, ни дратвы или хотя бы суровых ниток, ни вару, ни кусков брезента у нас не было. Начальник экспедиции и заведующий хозяйством упустили это из виду или не завезли по незнанию. Особенно плохо становилось осенью, когда начинались заморозки. Нам приходилось затыкать дыры в обуви сухой травой, которая крошилась, вылезала, вынуждая на ходу переобуваться, чтобы заменить ее. В походе даже при небольшой заболоченности обувь быстро промокала, и ноги зябли. Мы чертыхались. Не меньше нас мучились и конюхи. Нечем было сшивать сбрую, которая от частых переходов через густые заросли кустарников и леса тоже быстро изнашивалась. Приходилось примитивно связывать, ее веревками, которых, кстати, тоже не хватало.

А в Колымской экспедиции мы испытывали острую нужду в дымчатых защитных очках. В марте, а особенно в апреле и мае яркий солнечный свет, усиленный отражением от снежной поверхности, вызывал воспаление глаз. Купить такие очки на месте было невозможно. Многие, кто не имел их, теряли работоспособность и вынуждены были по нескольку дней отсиживаться в затемненной палатке или бараке, а затем ходить с повязкой на глазах из слабопросвечивающей ткани.

Всплывали также в памяти комические, а порой даже драматические случаи, например из-за отсутствия пуговиц.

И впоследствии, составляя списки, я старался учесть все, что могло пригодиться в будущем. Кроме продовольствия, одежды, обуви, палаток, брезента, свечей, спичек и прочего снаряжения и материалов приходилось включать еще очень многое. При этом я не раз обращался к своим товарищам, особенно к тем, кто много скитался по тайге, вдали от жилых мест, просил их подумать, вспомнить, не пропустил ли я что-нибудь нужное.

По опыту Первой экспедиции нужно было предусмотреть некоторый материальный фонд и для расчета с местным населением за аренду лошадей, оленей, перевозку грузов зимой, за покупку мяса и других необходимых вещей и продуктов. За деньги ни возить, грузы, ни сдавать в аренду лошадей, ни продавать мясо или выполнять какие-то другие услуги местные жители не соглашались. Не помогали никакие уговоры. Ведь за деньги в тайге и поселках они ничего не могли купить. Все необходимое в то время они приобретали за пушнину и оленину лишь раз в год на ярмарках, потому что снабжение коренного населения Колымы, да и всего Северо-Востока страны, было тогда очень затруднительным.

Вместе с тем весь груз, учитывая ограниченные возможности его перевозки от побережья к базе экспедиции, нам нужно было строго рассчитать по минимально необходимым нормам, без избытка.

Обо всем этом я думал в вагоне пригородного поезда по дороге к станции Тайцы, где мы тогда с женой снимали комнату.

Но вот и остановка. Сумерки уже погасили все краски. Синеватая темнота почти скрывала дома, Смутно выделялись лишь контуры ближайших крыш. Меня окружала тишина. Поезд, удаляясь, громыхал все глуше и глуше.

Здесь, вдали от города, сильнее чувствовалась свежесть чистого воздуха. Еще острее пахли набухающая кора деревьев, пробуждающиеся почки. От влажной земли поднимался настой пряной прелости прошлогодних листьев, шуршавших под ногами.

Я поспешил к временно приютившему нас домику в саду, чтобы поскорее порадоваться вместе с женой и Евгением Ивановичем очень важным для нас событиям.