Жорж Садуль - Жизнь Чарли

Счет в отеле принимает угрожающие размеры, и король соглашается на предложение прекрасной дамы выступить за пятьдесят тысяч долларов с рекламой «королевского виски». Во время репетиции он восхваляет бархатистую мягкость крепкого напитка, не испробовав сам его вкуса. Затем переходит «к делу». После первого же глотка король с отвращением отплевывается, вытаращив глаза и хватаясь рукой за обожженное горло. Агент по рекламе выключает передачу. Но тридцать миллионов телезрителей в восторге. Все стены домов в Соединенных Штатах заклеены афишами с изображением короля Шэдоу, поперхнувшегося «королевским виски».

Прекрасная дама для рекламных целей фотографирует в своей студии короля, который под воздействием ее чар внезапно становится более чем предприимчивым. Уступив его домогательствам, она заставляет его подписать контракт в сто тысяч долларов на рекламирование омолаживающих гормонов. Но прежде чем выступить по телевидению, король должен подвергнуться косметической операции. Хирург натягивает ему кожу на лице, закрепляет ее за ушами и придает совершенно новую форму его носу.

Новое лицо короля повергает в изумление посла и прекрасную даму. Ужаснее всего то, что кожа теперь чересчур туго натянута и королю нельзя смеяться, не то лопнут хирургические швы. Подруга ведет его в ночное кабаре. Гвоздь программы — драка между рабочим, наклеивающим обои, и хорошо одетым джентльменом, которые сражаются ведрами с клеем. Зрители помирают от хохота. Только король сидит с каменным лицом. Наконец он не выдерживает. Швы лопаются. Самопроизвольная операция возвращает ему его прежнее лицо.

Однажды холодным снежным вечером король встречает у подъезда отеля мальчугана, который тировал — ему Карла Маркса. Он ведет его к себе и расспрашивает. Отец и мать мальчика были вызваны в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности и осуждены на два года тюрьмы за оскорбление Конгресса. Король утешает, моет, кормит и согревает мальчугана, которого по недоразумению принимают за его племянника. «Принц Руперт» случайно остается один с руководителями атомной комиссии. Его пламенные «коммунистические» речи вызывают негодование трех правительственных чиновников. Королю приходится отправить мальчика обратно в школу.

Скандальная новость передается по телевидению: «Король Шэдоу покровительствует юному агенту «красных». Обвинение приводит в ужас монарха и его посла. За ними следят. Они пытаются бежать. В суматохе сборов, думая, что он дает автограф, король подписывается под вызовом в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности.

Задержавшись у своего адвоката (Гарри Грин), король опаздывает в суд. В лифте от волнения он засовывает палец в наконечник пожарного брандспойта и никак не может освободиться.

Задыхаясь, король появляется перед Комиссией и поднимает для присяги руку, на которой по-прежнему болтается пожарный шланг. В коридоре дежурные пожарные замечают на полу кишку, они подключают ее к водопроводному крану, и вот бедняга король, сам того не желая, обдает струей воды журналистов, публику и своего адвоката.

Короля признают «дружественным свидетелем», непричастным к делу. Все же он предпочитает покинуть Соединенные Штаты и даже прекрасную даму, ибо вновь обрел сердце королевы. По дороге на аэродром король заезжает в «прогрессивную» школу проститься с Рупертом. Добиваясь освобождения своих родителей, юный Руперт согласился содействовать Комиссии. Он «назвал» агентам ФБР друзей отца и матери — коммунистов. «Вы настоящий американец, замечательный патриот», — говорит ему директор школы. Мальчик, подавленный стыдом и отчаянием, рыдает, закрыв лицо руками.

Шэдоу со своим верным послом отлетают в Европу.

Когда Чарльз Чаплин приземлился на Лондонском аэродроме, он ответил журналисту, спросившему, не является ли его фильм «обращением к массам»: «У меня не было таких притязаний. К тому же я не очень верю в «обращения». Цель кино — вызывать смех. Мой фильм ничуть не серьезен. Это комический фильм, но тем не менее с серьезным содержанием, которое, надеюсь, будет близко людям XX века».

«Не чувствуете ли вы себя одиноким?» — спросил у него радиорепортер Би-би-си. Он рассмеялся: «Одинок? Я? Вы бы посмотрели на всех нас дома: на меня, мою жену и восьмерых моих детей…»

Относился ли этот вопрос к частному лицу? Может быть, у Чаплина хотели спросить, не чувствует ли он себя в изоляции, как член общества, из-за тех нападок, которые еще недавно сопровождали все его успехи?