Дионисио Сапико - Испанец в России. Жизнь и приключения Дионисио Гарсиа, политэмигранта поневоле. Главы из романа

Отца осудили на несколько месяцев тюрьмы.

Один раз мать взяла меня на свидание с ним. В небольшом помещении за решеткой — от пола до потолка и от стены до стены — я увидел отца. Были там и другие заключенные. Отец сидел на корточках. (В таком положении глаза его оказались вровень с моими, значит, мой рост тогда был примерно 90 см.) Он подарил мне узорчатую шкатулочку — сам сделал ее из разноцветной соломы (специально обработанной, сплюснутой и раскрашенной). В испанских тюрьмах (а может, и в других странах) был такой обычай — занимать заключенных (наверно, с небольшими сроками) ручным трудом и всякими самоделками. Куда делась эта шкатулочка, не знаю, а сколько раз я потом жалел, что не сумел ее сохранить — теперь смотрел бы на нее и думал: это мой отец сделал своими руками… Очень жалко.

18 июля 1936 года в Испании началась Гражданская война. Реакционные военные круги, правоверные католики и националистическая партия «Испанская Фаланга» вместе с другими правыми выступили против Республики и правительства Народного фронта, образованного в результате демократических выборов 16 февраля того же года. Восставшие сумели обеспечить себе победу в одной трети территории Испании (частью на севере и северо-западе — Арагон, Старая Кастилия, Леон, Галисия, — частью на юге и на западе) практически сразу.

По предложению Франции демократические европейские страны, защищая свои финансовые и торговые интересы в Испании, приняли «Декларацию о невмешательстве», а нацистская Германия и фашистская Италия стали помогать мятежникам, сначала вооружением, а затем и войсками. Помимо прочего, они хотели испытать в боевых условиях новые образцы вооружения. Немцы испробовали эффективность массированной бомбардировки на старинном городе басков Гернике, разрушив его полностью за несколько часов.

На стороне Республики сражались верные правительству военные части и сразу же созданные из членов левых партий (социалистов, коммунистов, анархистов и разнообразных рабочих партий) отряды «милиции». Правительство вынуждено было вооружить их. Кроме того, были образованы (главным образом, усилиями коммунистов разных стран) Интернациональные бригады.

Гражданская война с самого начала показала свое свирепое, трагическое лицо. Один из главарей мятежников Эмилио Мола теоретически обосновал правомерность крайней жестокости и массовых казней республиканцев военной и политической необходимостью — иначе не добиться победы «над сильным и хорошо организованным врагом». Репрессии со стороны республиканцев не были столь организованными и теоретически обоснованными; к ним прибегали, главным образом, анархисты и неуправляемые группы рабочих, которые убивали и грабили богачей, расправлялись с сочувствующими мятежникам и, что было уж совсем безрассудно, жгли церкви и монастыри, расстреливали священников и монахов. В народе распевали такую песенку:

Понятно, что речь шла о свободе для рабочих и крестьян. Это, конечно же, играло на руку националистам и клерикалам и позволило им раструбить на весь мир о «звериной» сути красных, умолчав, естественно, о своих зверствах.

Советский Союз (или, как часто пишут западные историки, Сталин) не сразу решился помочь Республике, не желая противопоставлять себя европейским странам (не чувствуя для этого достаточно сил). Хотя первый транспорт с продовольствием прибыл в Испанию 18 сентября, а с вооружением — 15 октября, т. е. через три месяца после начала войны — не так уж и поздно.

После двух лет и девяти месяцев тяжелейшей борьбы Республика пала и начались обычные в таких случаях репрессии. Называют такие цифры: 200 000 расстрелянных и два миллиона заключенных. Всего же в гражданской войне погибло с обеих сторон около миллиона человек.

Не раз за три года побывав на краю гибели и счастливо одолев множество испытаний, отец погиб уже в мирное время. Правда, сколько он провоевал и воевал ли вообще (ведь люди нужны были для дела и в тылу), я не знаю, и братья тоже не знают, поскольку всю войну провели во Франции. Маму же я почему-то не расспросил об этом, а она умерла в 78-м. Я только спросил ее, был ли отец ранен, она коротко ответила «нет», что, впрочем, не означает, что отец был на фронте. О том, как он погиб, мне рассказали мать и дядя (брат отца) в 1970 году.