Элеонора Прохницкая - Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична

— Татьяна Ивановна! Может быть, попробуем записать? — загремело в наушниках.

— Инночка, умоляю, говорите потише! Что же вы так орете? Оглохнуть можно!

— Извините, Татьяна Ивановна! Я постараюсь потише. Тишина в студии! Мотор! — так же прогремело в наушниках Пельтцер.

— Стоп, стоп! Извините, Татьяна Ивановна, но слышно, как вы перелистываете странички. Попрошу еще раз!

Была записана уже почти половина сцены, как вдруг Юрий Пузырев оговорился: «Извините, пожалуйста! Но очень неудобное для произношения словосочетание. А нельзя переставить эти междометия местами?» — обратился он к редактору.

— Нет, нельзя! Текст отредактирован и утвержден главным редактором!

— Ну, тогда пишем еще раз! — Пузырев явно расстроился и опять оговорился на том же самом месте. — Ну все, заклинило! — Он в сердцах швырнул очки на стол. — Извините, я перекурю!

Пельтцер вышла из студии и подошла к Инне Давыдовне.

— Инночка! А давайте писать с того места, где у Юры «заклинило», мы же записали уже почти половину сцены!

— Вообще-то можно, но, к сожалению, звукорежиссер отмотала пленку на начало сцены, стерев все, что вы записали.

— Как отмотала?! Почему?! Черт знает что. Попробовала бы сама записать! Это адский труд.

На следующем дубле «споткнулась» Пельтцер: «Конечно! Я выбилась! Я расстроилась, что звукорежиссер стерла хорошую запись!»

— Татьяна Ивановна, ну извините, не расстраивайтесь, прошу вас! Ну вы же гениальная актриса, для вас такая работа — это «семечки». Давайте запишем еще раз, — уговаривала ее Инна Давыдовна.

Наконец сцена была записана.

Пельтцер перекрестилась: «Слава Богу!» и встала было со своего места, как Инна Давыдовна ее и Пузырева остановила:

— Минуточку, не расходитесь! У меня возникло сомнение, что Пузырев неправильно сказал «друг с другом».

— А как я сказал?

— А вот мы сейчас все вместе и послушаем… Так и есть, вы сказали «с друг с другом».

— Да не может быть!

— Ну, послушайте еще раз… Убедились? Так что, извините, Татьяна Ивановна, но вторую половину сцены, прямо с этого места, придется переписать. Мотор!

— Стоп, стоп! Татьяна Ивановна, миленькая, опять слышно, как вы шелестите страничками. Пишем еще раз!

— Стоп! Татьяна Ивановна! Смеяться не нужно! Вы не забыли, что у нас — не дубляж, а закадровое наложение русского текста? Мы оставляем фоном «родную» фонограмму. Так что — ни вздохов, ни ахов, ни смеха! Прошу еще раз!

— Подождите, подождите, секунду! — закричала Татьяна Ивановна. — Я уже ничего не соображаю: не шелестеть, не смеяться, не вздыхать! И эти ваши тяжеленные наушники. — Она сняла их и сняла парик. — Запускайте! — она водворила наушники на голову. Парик лежал на столе.

Запись сцены матери и сына подходила к своему завершению. Мать сына-моряка должна была спросить у него: «Значит, ты, сынок, осел на суше?» Но непривычная к такой работе «затурканная» режиссером Пельтцер на полном серьезе спросила сына: «Значит, ты, сынок, осёл на суше?»

Тонко и жалобно застонал Пузырев, упав на стол, завыли и сползли со своих стульев актеры, утирая слезы, звукорежиссер, не владея собой от приступа смеха, стерла всю записанную сцену.

Пельтцер вошла в режиссерскую комнату. Вид у нее был растерянный. В руках она держала парик:

— Маразм крепчал! Это надо же было такое ляпнуть! Нет, это занятие не для старых людей! — Она кое-как натянула на голову парик. — Инночка, как говорится, извините за компанию, рада была с вами познакомиться и позвольте вас покинуть! Нет, нет — не уговаривайте меня! Я вас предупреждала, что у меня сегодня спектакль. Мне надо быть в театре в шесть часов, а сейчас уже без десяти пять! Так что, всего доброго! — Пельтцер послала всем воздушный поцелуй и зашагала по длинному коридору на выход.

В студии повисла гнетущая тишина. У нас возникло чувство неловкости и вины за нашу нетактичность: нельзя было смеяться над оговоркой этой великой актрисы. У Инны Давыдовны был растерянный вид:

— Все идите на перерыв, а я пойду звонить. Надо срочно искать актрису!

Через полчаса она пришла в кафе очень расстроенная:

— Виноградова больна, Радунская — на гастролях, Назарова — занята. У нас срывается озвучивание фильма. — Инна Давыдовна посмотрела на меня. — Элеонора Болеславовна! Пока все пьют кофе, давайте с вами поднимемся в студию и попробуем найти «старческий голос».

С помощью Инны Давыдовны у меня получилось. Фильм был записан успешно.

На приемке фильма члены комиссии поинтересовались: «А что за актриса озвучивала роль матери?»