Элеонора Прохницкая - Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична

Наташа была мягким, добрым, интеллигентным человеком, и мы с ней быстро подружились.

В те годы, а это 1966–1967 гг., в Казани в магазинах продавалась только конина, поэтому мы совершенно бессовестно объедали нашего льва Урала, в рацион которого входила исключительно говядина. Я готовила еду, и Наташа часто обедала с нами.

Однажды она мне сказала: «Если в магазинах продают конину, значит, где-то должен быть склад шкур убитых животных. Из хорошо выделанной лошадиной шкуры выйдет шикарное манто!» Купить в то время шубу из натурального меха было несбыточной мечтой, и Наташина идея мне показалась заманчивой.

Всю организаторскую работу Наташа взяла на себя. Она была чрезвычайно умна, находчива и непревзойденным оратором. Наташа без особых усилий могла убедить кого угодно в чем угодно.

Она быстро нашла мясоперерабатывающий завод и узнала адрес склада, где хранились лошадиные шкуры. Склад был завален лошадиными шкурами. Мы стали выбирать. Наташа отобрала себе темно-коричневые, а я — светло-бежевые. Наташа вручила кладовщицу заранее заготовленное ею письмо от директора цирка, что «Н. Дуровой и Э. Кио требуются для работы лошадиные шкуры», и, таким образом, мы их получили бесплатно. За 3 месяца гастролей в Казани Наташа сумела не только найти первоклассного скорняка, но и организовать пошив шуб. К шубам мы заказали себе головные уборы: Наташа — большой берет, наподобие как у Татьяны Лариной при встрече с Евгением Онегиным на балу в последнем акте оперы П. Чайковского «Евгений Онегин», а я почему-то заказала себе головной убор точь-в-точь как у генерала Де Голя.

Из Казани в Москву мы уезжали в обновках: Наташа — в широком темно-коричневом манто, а я — в бежевой приталенной шубке, двубортной, с погончиками. Шубы были невыносимо тяжелые, давили на плечи, но, как говорится, «лопни, но держи фасон!».

Когда мы с Наташей появились в этих нарядах в здании Союзгосцирка «на лестнице тщеславия», у артисток цирка от зависти изменился цвет лица: что это за мех?! Где вам удалось купить такую роскошь?!

— Да совершенно случайно у одного иностранца, — спокойно парировала Наташа.

После Казани мы отправились на гастроли в ГДР, где мы с Наташей сумели купить по натуральной мутоновой шубе.

Еще Наташа покупала яркие крупные украшения: клипсы и кольца. Она надевала их не только в манеж, но носила их в жизни. Никаких натуральных изумрудов и сапфиров, о которых сейчас идет неприличный спор, я за все время общения с Наташей на ней не видела, и она мне ничего об этом не рассказывала.

Она много говорила о своем сыне Мише, тосковала по нему и сожалела, что не может уделять ему большего внимания.

Муж Натальи Михаил Болдуман был намного старше ее, а, как известно, от пожилых пап и молодых мам рождаются гениальные дети. Вот таким ребенком был Мишенька. Он необычайно быстро развивался, в учебе опережал своих сверстников.

Наташа рассказывала мне, как Мишенька в 8 месяцев сказал свое первое слово, но не «мама» и не «папа».

Наташа держала сыночка на руках, стоя у окна. Окна их квартиры на улице Горького выходили на Центральный телеграф.

Мишенька смотрел на вращающийся глобус и вдруг ясно и отчетливо произнес: «Африка».

У нас с Наташей надолго сохранились теплые, дружеские отношения. Из-за большой загрузки Наташи на работе в «Уголке Дурова» и моей занятости на озвучивании виделись мы с ней редко, но очень часто перезванивались.

Наташа жаловалась на проблемы в «Уголке» и человеческое предательство. Она была доверчива, как ребенок, а люди, которым она делала добро, строили ей козни.

Но самой больной темой для нее были несложившиеся отношения с сыном, которого она бесконечно любила.

В сущности, при всей ее публичности Наташа была одинока. Она все принимала близко к сердцу. Много курила.

Она часто жаловалась на боли в сердце и плохое самочувствие. На мои советы лечь на обследование и лечение она отвечала: «Сейчас не могу. Вот решу такой-то вопрос, сделаю то-то и то-то, вот тогда…» У нее не хватало времени, чтобы серьезно заняться своим здоровьем…

Дружба с Натальей Дуровой, талантливым и светлым человеком, оставила в моей душе глубокий след…

Эмиль получил ставку 25 рублей за каждое выступление. И понеслось… Звание заслуженного артиста, зарубежные гастроли, слава, деньги! Виват, Эмиль Кио!

А я продолжала оставаться в тени своего уже знаменитого мужа, работая его ассистенткой, которую он «распиливал» пополам и запихивал в разные аппараты…