Николай Келин - Казачья исповедь

Распрощавшись с друзьями, как оказалось, навсегда, я отправился на Невский, накупил там подарков сестрам и на первый день Рождества, весь запорошенный снегом, промерзший, вошел в родительский дом. На второй день уже отбыл в Саратов в распоряжение начальника 4-й запасной артиллерийской бригады, где формировались батареи, отправляющиеся на фронт, и где я встретил февральскую революцию. По дороге меня обворовали. До сих пор жаль чудесного портсигара, который на радостях купил себе на Невском…

В бригаде я получил назначение во 2-ю батарею. Командовал ею полковник Тархов, старшим офицером был милый пожилой прапорщик запаса Усов. Других офицеров я не помню. Командиром дивизиона был занозистый, барского вида, поляк полковник Завадский, которого в начале революции убили солдаты. А бригадой в Саратове командовал генерал-майор Заяц — мужчина плотный и добродушный, похожий на соборного дьякона. С места в карьер я подал ему рапорт с просьбой об отправке меня на фронт, но сразу же получил нагоняй:

— Ждать! Начальство лучше знает!..

Я устроился недалеко от Ильинских казарм, где была расположена бригада, и стал ждать. Саратов — город как город. Масса войск. Широкая красавица Волга с ее пристанями, где снуют пароходы обществ «Самолет» и «Меркурий». Главная магистраль — Скобелевская — переименована из Немецкой. Тут недалеко были немецкие колонии Поволжья. А на другом берегу туманным пятном распласталась слобода Покровская. В городе постоянно пахло жареными подсолнухами, так как на окраине — маслобойные заводы, мимо них ежедневно я проезжал в Артиллерийский городок.

В одно из февральских воскресений в конце месяца отсыпался. В половине двенадцатого меня вдруг разбудил мой денщик Василий и доложил, что из бригады явился связной и принес мне казенный пакет. Срочный! Вскрываю конверт и читаю: «С получением сего явитесь к 12 часам дня в Государственный банк на Константиновской в распоряжение полковника Генерального штаба…» Смотрю на часы и — о ужас! — времени в обрез, а конь в Ильинских казармах, а я в постели… Вскакиваю, посылаю Василия за извозчиком и, забыв надеть шашку, стрелой вылетаю на улицу. Извозчик уже ждет. Василий приносит шашку, и мы во всю лошадиную прыть влетаем ровно в 12 часов на Константиновскую.

На улице у Государственного банка масса подвод. На розвальнях сидят-полицейские, около каждых саней — конный солдат. Во дворе — суматоха. Чиновники и солдаты с огромным напряжением вытаскивают из подвалов во двор банка небольшие, приблизительно метр на полтора, ящики с какими-то номерами и знаками. Нахожу полковника, рапортую и получаю приказ принять команду над охраной — до распоряжения. Странные ящики по два ставят на дровни. Я в недоумении спрашиваю у подвернувшегося чиновника банка:

— Что это такое?

Он, улыбаясь, отвечает:

— А вы попробуйте, господин офицер, поднять ящик.

Я обеими руками ухватился за канатную петлю и не смог даже оторвать ящика от земли.

— Ого! Что же это такое?

Чиновник таинственно зашептал, наклонясь к моему уху:

— Часть золотого запаса государства Российского, господин офицер, — потом оглянулся и добавил: — В Питере будто бы неспокойно. Запас пойдет в Сибирь… Или в Самару, или в Уфу…

Забегая на много лет вперед, скажу, что я и много других русских студентов — государственных стипендиатов в Чехословакии, впоследствии учились, по-видимому, на проценты охраняемого мною когда-то золотого запаса. Во всяком случае, упорно говорили, что чешские легионеры тот запас вывезли к себе через Владивосток. Иначе, на какие бы деньги в Праге в начале двадцатых годов был основан один из богатейших банков страны, так называемый Легиобанк. Да и ходившие к моему тестю высокопоставленные русские чехи эту версию подтверждали. Так или иначе, волею судеб я принимал в погрузке золотого запаса деятельное участие. А приехав в Золотую Прагу, окончил там медицинский факультет Карлова университета, твердо уверенный, что учусь на проценты с русского золота, которое я помогал грузить в феврале 1917-го в Саратове.

…Еще вечером 28 февраля ничто будто бы не предвещало никаких событий. Ходили, как обычно, трамваи, гоняли извозчики — все казалось обычным и будничным. Саратов готовился спать. Я был назначен дежурным офицером по гарнизону и, проверив караулы у пороховых погребов за городом, пошел наверх в помещение, где обычно проводил ночь дежурный офицер.

И вот уже после двенадцати слышу шаги — уверенные, солдатские. Вскакиваю. Входит, держа руку под козырек, начальник караула и взволнованно рапортует: