Георгий Яковлев - Никита Изотов

— Умеешь играть?

— Пока не умею… Раз уголь умею рубать, научусь и играть… Ко мне сейчас учитель ходит, он со мной занимается…

Этот маленький штрих красноречиво рассказал многим о житье-бытье донецких шахтеров.

Телеграмма: «Директору Московской Промакадемии. В соответствии с распоряжением тов. Орджоникидзе предлагаю вам освободить на две недели слушателя первого курса Никиту Изотова для поездки Подмосковный бассейн. Нач. сектора кадров НКТП Раскин».

И 17 ноября Изотов прямо со Всесоюзного совещания стахановцев с тремя товарищами из академии утром прибыл в Бобрик-Донской, а днем они спустились в шахту № 12. Осмотрели участки, беседовали с машинистами, забойщиками. И все более убеждались: план в 1250 тонн для шахты вполне реален. В тот же день бригада высказала свои соображения руководителям треста.

Сложилась здесь странная практика: если отставали забои подготовительных выработок, то искусственно придерживались лавы, чтоб они не опережали откаточные штреки. Это вместо того, чтобы ускорить прохождение штрека. Азбука вроде бы, а вот поди ж ты. Изотов с негодованием передавал заведующему шахтой по этому поводу мнение проходчиков.

— Поверьте, весьма нелестные слова, — утюжил он воздух тяжелой рукой. — Кровля у вас слабовата, значит, нельзя ей отстаиваться, то есть следует гнать лаву побыстрее, а очистные забои смену в сутки простаивают. Непорядок! Нужно изменять график работ, чтобы изжить простои.

Бригада академии внесла предложения и по основным участкам, отрабатываемым спаренными лавами. Неразберихи здесь оказалось еще больше, чем на других горизонтах. В одной лаве проводились очистные работы, а другая сутки готовилась к эксплуатации. И получалось, что в двух лавах выемка угля велась поочередно, через сутки.

— А мы считаем, — напористо говорил Изотов, — что можно выемку делать за две смены, а две смены готовить обе лавы. Что выигрываем? Смену в сутки. Давайте не тянуть, а сразу и попробуем…

— Мы прикинем, составим новые графики, а тогда еще раз соберемся, — сказали представители технических служб.

И тут Изотов, покладистый, добродушный Изотов, твердо отрезал:

— Нам прохлаждаться некогда. У меня такое предложение — не расходиться, пока новый график вот сейчас, здесь не составим и приказом не подкрепим. Пусть с утра, с первой смены бригады начинают новый цикл…

На другой день, конечно же, не получилось: для нового графика потребовалось доукомплектовать бригады, выровнять подготовительные забои, составить новый график и для службы главного механика, чтобы всю профилактику механизмам успевали делать в пересмены, а ремонт — при переноске конвейеров и воздухопровода, при обрушении кровли. Каждый день спускались в шахту Изотов с товарищами, находили новые резервы. Скажем, предложили параллельно делать ходок и переносить рештаки конвейера, настилать их в лаве. Ерунда, а выгода во времени немалая. Были сбои и в машинных спаренных лавах. Новый уплотненный график — дело не шуточное, он требует четкого взаимодействия всех служб. Еще раз собирались у заведующего шахтой, уточняли, вызывали бригадиров, выступали в нарядных. Через неделю, 23 ноября, шахта выдала на-гора 1501 тонну угля — у клети бригады встречали музыкой, цветами. Самый большой букет от имени жен шахтерских вручили Изотову.

— Уезжать надо, пока моя Надежда не дозналась, — пошутил Изотов, принимая букет.

Через неделю, когда все участки шли без сбоя, Изотов от имени горняков шахты составил телеграмму на имя Орджоникидзе об обязательстве закрепить достигнутые успехи. Вернувшись в Москву, сам поехал к наркому, рассказал о работе своей бригады, высказал соображения о внедрении новых цикличных графиков в Подмосковном бассейне.

Вновь закрутили усиленные занятия. Занимался Изотов легко, часто удивленно говорил жене:

— Надюша, по математике «отлично» получил. Задачки, что орехи щелкаю.

Полюбил читать книги на исторические темы. Отрываясь от страниц, горделиво произносил:

— Ну, Русь наша… Весь мир широтой и отвагой удивляла.

Надюша слушала, вынимала из духовки любимые коржики, звала пить чай. За столом любил вспоминать Никита Алексеевич их квартиру, дворик, где сам сажал цветы — полевые гвоздики, табак, петуньи. И девчонкам купил по поливальничку, чтобы привыкали. В выходные вставал с солнцем, любил всех будить.

— Словно кочет вскакиваешь, — выговаривала мягко жена.

— Да утро уж, Надюша, ты глянь в окно, — оправдывался он.