Жан-Клод Лами - Франсуаза Саган

С другой стороны, в 1958 году в Южной Африке человек, попавшийся с книжкой Саган, рисковал быть осужденным на год заключения, а в случае «предумышленности» — на пять лет. Отсюда понятно, как феномен Саган трансформировался в восточном обществе. Папа Павел VI в августе 1973 года, говоря о слабой приверженности современного мира к молитве, обвинил романистку в антирелигиозности, вспомнив ее знаменитое «Бог мне безразличен», которое так шокировало кюре Кажарка и которое она впоследствии повторяла. По парадоксальным соображениям в Португалии «Здравствуй, грусть!» была запрещена, а самое знаменитое католическое австрийское издание «Обсервер де Виен» опубликовало за подписью Р. П. Диего Ганс Гетц следующие строки:

«За аморальностью твоего романа, Франсуаза, кроется надежда, единственная надежда наших современников. Твоя книга заканчивается нотой надежды, и мне хотелось бы, чтобы среди тысяч читателей, которые прочтут ее во всех странах мира, кто-то был бы тронут этой надеждой, этой грустью. Спасибо, Франсуаза Саган». Подобной была и реакция отца Бланше, французского доминиканца: «Франсуаза Саган не издевается. Она улыбается с грустью. Быть может, потому, что спектакль, который мы являем ее детскому взору, совсем не радует и не утешает».

Одухотворенность — это для Саган и есть реальность. В ее легких, прозрачных фразах ощущается биение жизни… «Это душа! — восклицает Франсуа Мориак и продолжает: — Персонажи Франсуазы Саган не отдают себе отчет в том, что она у них есть. Но она в них живет и связана с их уязвимой плотью. Я слышу, как она кричит» [297] «L’Express». 13 сентября. 1957. . Прощай, грусть, здравствуй, грусть… Это маленький шаг к счастью вдруг осознать, что «жизнь прекрасна, что тьма полностью и безоговорочно оправдана в эту именно секунду простым фактом своего существования» [298] «Неясный профиль», пер. А. Борисовой. .

В то же время, с точки зрения манихейства, грусть — это дьявол, и, напротив, Бог являет собой радость. Это слово Франсуаза Саган использует очень часто. «Для меня, — говорит она, — радость — это естественный взрыв счастья, а когда мы ее изображаем — утонченная форма вежливости» [299] «Еllе». 6 января. 1986. . «Веселый» — это чудесное прилагательное, действует как заклятие против смертельного холода тоски.

В двадцать пять лет романистка является выразительницей духа молодого поколения, «новой волны», на нее ориентируются все молодые таланты, ее отождествляют с «Экспресс», в то время левым изданием.

«Я не думала, — пишет она, — что есть предел всеобщему равнодушию по отношению к определенным вещам — и особенно моему. Я не думала, что простой рассказ может меня заставить покинуть этот сомнительный комфорт, который дает ощущение беспомощности, жуткую усталость, какую испытываешь, подписывая миллионы петиций. Ко мне просто пришли и рассказали, приводя доказательства, историю Джамили Бупаша. История слишком невыносимая, особенно ее конец, когда двадцатидвухлетняя девушка была измучена и приговорена к смерти 17 июня в Алжире…»

На эту статью она получила огромное количество откликов, и оскорбительные письма, и письма поддержки. Убежденная в том, что борется за правое дело, достойное самых серьезных усилий, она соглашается приютить скрывающихся алжирцев и перевозит в своем «ягуаре» раненых до границы. Она принимает у себя Франсиса Жансона, которого с начала года разыскивает по политическим мотивам французская полиция.

Бывший редактор и главный заместитель директора журнала Жан-Поля Сартра «Тан модерн» взял на себя заботу о членах комитета управления французской федерации Фронта национального освобождения. В Париже он скрывался в студии Жан-Поля Фора, на улице Биксио, рядом с Военной школой, или на квартире у фоторепортера Филиппа Шарпентье, на улице Конвенсьон. Благодаря посредничеству этих людей, поддерживавших сеть Фронта национального освобождения, ее близких друзей, Франсуаза Саган в сопровождении Бернара Франка провела много часов в обществе Франсиса Жансона. Он рассказывает: «С Франсуазой я чувствовал себя как дома. Она полностью разделяла мои идеи. Я был, — подчеркивает он, — одним из первых, кто выразил восхищение ее талантом, что породило крупную дискуссию в “Тан модерн”. Одним из тех немногих в левых кругах, кто высказался за нее, был Роже Вайан».

В первых числах сентября 1960 года разразился скандал по поводу манифеста 121, декларации неподчинения в отношении войны в Алжире. Среди первых подписей значились: Жан-Поль Сартр, Андре Бретон [300] Бретон Андре (1896–1966) — фр. писатель, один из основоположников сюрреализма. Последователь Бодлера, Малларме и Гюисманса. Поэмы «Аркан 17», «Лампа в часах». Утверждал, что личность обретает свободу только в интуитивных актах — сне, бреде и т. п., высказал идею автоматического письма — фиксации писателем в процессе творческого акта движений своего подсознания. , Ален Роб-Грийе и Морис Бланшо, который написал окончательный текст. Манифест был подписан также Флоранс Мальро и ее будущим мужем Аленом Рене. Увидев подпись дочери, Андре Мальро пришел в ярость: в качестве министра генерала Де Голля он не мог воспринять это спокойно. Министр Мишель Дебре сделал ему по этому поводу суровое внушение. «Я совершенно не предвидела последствий этого шага, — говорит Флоранс. — Полиция допросила всех, кроме меня, количество подписей продолжало расти, но никто не был арестован».