Жан-Клод Лами - Франсуаза Саган

Разумеется, он продолжал участвовать в разработке машины с электрическим двигателем, тем более что создание первой модели было задачей срочной. «Машина на электричестве — это больше не шутка. Это необходимость, — провозгласил Анри де Реми. — Генеральная энергетическая компания должна создать ее возможно быстрее, чтобы предоставить возможность ездить на электричестве своим директорам и друзьям». Конструкция Тюдора обладала радиусом действия в пятьдесят километров и максимальной скоростью в пятьдесят пять километров в час, она стала любимой игрушкой Франсуазы Саган. Проказница Кики научилась водить эту бесшумную машину, окрашенную в великолепный небесно-синий цвет, с отделкой цвета красноватой меди, со светло-бежевым капотом. Холодным апрельским утром 1942 года автомобиль был представлен маршалу Петену во дворе отеля «Дю Парк» в Виши.

Семья Куарэ выехала из Кагора в Сен-Марселен и поселилась на зиму в Курс-Моран, в Лионе, пятисоттысячном городе, куда стекалось к тому же множество людей, оставленных на произвол судьбы. Префектура Ло по средам — дням поставки — благоухала трюфелями (урожай 1939 года был обильным — «мы ели трюфели, как картошку», — вспоминает Жак Куарэ), а в ронской префектуре с 1 августа 1940 года было принято решение о пайковом распределении провизии. Приходилось приспосабливаться к жестоким условиям существования.

«Когда моя мать чудесным образом нашла сумку с фасолью или, вернее всего, выменяла на черном рынке, — рассказывает Франсуаза Саган, — мы проводили вечера за большим семейным столом, усевшись будто для игры в лото и приговаривая: “Фасоль, жучок. Фасоль, жучок…” Мы перебирали ее два часа» [81] «Reponses». .

Об этом времени у нее в памяти сохранился также случай с цесаркой, которую раздобыл где-то пропадавший весь день отец. Преисполненный гордости за свой трофей, он явился домой.

«Все выстроились перед дверью, чтобы присутствовать при возвращении героя: мать, Юлия и мы, дети. Открыв багажник с видом победителя, отец провозгласил: “Посмотрите, что я нашел!” И цесарка со спутанными ногами взлетела и исчезла в небе Лиона» [82] Там же. .

Так случилось, что она была вновь обретена, но уже другой семьей. Более тридцати лет спустя Франсуаза получила письмо лионца, описывавшего удивление его домашних, когда они обнаружили у себя на балконе цесарку, и радость, которую они испытывали, ощипывая птицу, свалившуюся на них прямо с неба.

Для Франсуазы новая жизнь совпала с ее первым учебным годом. Учиться она начала в старом монастыре, в школе «Ле Кур де ла Тур Питра». Как во всех французских школах, там поют: «Маршал, вот мы, перед спасителем Франции». Провозгласив похвалу дедушке Петену (встреченному овациями во время его визита 18 и 19 ноября 1940 года) и прославив Деву Марию, класс поедает витаминизированное печенье, которое каждое утро раздает монахиня. Для Кики это также время исполнения гамм на фортепьяно под руководством весьма оригинальной преподавательницы.

«Я ходила к бедной вдове, — говорит Франсуаза Саган. — У нее не было пианино, и она нарисовала клавиатуру на картоне, подписав диезы китайскими чернилами. Я должна была учиться играть, пользуясь этой своеобразной выдумкой. Мне было пять лет, и я не понимала, в чем польза подобных упражнений. Вуаль вдовы падала на черные диезы. Это было ужасно».

Таким удивительным молчаливым способом она приобщилась к столь любимой ею впоследствии классической музыке: Моцарт, Бетховен, Бах, Брамс — продажи их записей увеличились впятеро, когда вышел ее четвертый роман «Любите ли вы Брамса..» [83] «Любите ли вы Брамса..» — с двумя точками в многоточии вместо трех. Но первый тираж в сто тысяч экземпляров вышел с вопросительным знаком. Убрать его решил Рене Жюйар, сочтя неловким задавать читателю вопрос. .

«Девочка моя, как ты провела день?» Во время обеда Жак, Сюзанна и Кики ждали, что отец будет их по очереди расспрашивать за столом. Пьер Куарэ поговорил со старшими, потом повернулся к Франсуазе, которая этого момента всегда боялась. Она начинала что-то мямлить, разговор быстро обрывался под смешки присутствующих по поводу ее тщетных попыток сладить с не желавшими слушаться словами. Ее мысли, однако, были молниеносны: ей требовалось сто уст и столько же глаз и ушей, чтобы не упустить ни одного впечатления.

Она чувствовала, что ей чего-то недоставало, ощущала необходимость писать, чтобы объяснить действительность. Инстинктивно Франсуаза, молчавшая поневоле, постигала значения слов, одержимая жаждой общения. В самом деле, это единственное, что оправдывало для нее существование, которое родители часто наполняли смыслом, свободно и легко высказываясь на разные темы.