Владимир Зюськин: Истребители танков

Халтурин размышлял о воре, а перед глазами стояло лицо недавно расстрелянного дезертира. Дезертир был писарем. Он и в бой-то не ходил, но испугался фронта так, что взорвал гранату в руке, хитроумно отведя ее за угол дома.

Случайно это видел оперуполномоченный. Членовредителя с оторванной кистью сначала отправили в госпиталь, а потом приговорили к расстрелу.

С чувством брезгливой жалости смотрел Халтурин на писаря, который шел под конвоем в последний путь. На что надеялся? Врачи все равно бы определили истинную причину ранения. В стремлении жить любой ценой дезертир потерял сначала совесть, потом кисть, а затем и саму жизнь.

Вспомнился и лейтенант Неверов, который выстрелил себе в руку через булку хлеба, чтоб не было ожога. Его также сначала вылечили, а потом по приговору трибунала расстреляли.

Война «проявляла» души человеческие. Их прекрасные или чудовищные очертания порой были неожиданностью не только для окружающих. Человек зачастую недооценивает или переоценивает себя. В критические моменты он вдруг обнаруживает неведомые резервы или, наоборот, «ломается», не в силах преодолеть инстинкт самосохранения.

Не случись войны, многие из тех, что стали предателями и дезертирами, прожили бы жизнь ни шатко ни валко, возможно, даже получали бы грамоты за добросовестный труд, ибо им не так уж и важно, чему служить.

Психология предателя… Об этом Георгий Алексеевич думал с того момента, когда пришлось самому отдать приказ расстрелять дезертира. В первый месяц войны, после боя, из батареи, в составе которой воевал Халтурин еще в чине старшины, исчезли три бойца: не нашли ни живых, ни мертвых. Командир приказал Георгию:

— Бери трех разведчиков, седлайте лошадей и — в ближайшее село, пока немцы его не заняли; они оттуда.

Было это на территории Винницкой области. Халтурин с разведчиками пошел по хатам. В одной из них сидел за столом и хлебал борщ дезертир. Празднично вышитая, чистая рубаха говорила о том, что он готовился встречать врагов хлебом-солью.

В каждом человеке живет страх перед смертью. Но тот, кто хочет остаться человеком в полном понимании этого слова, должен подавить в себе этот страх. За четыре года войны, которые по глубине и остроте переживаний, возможно, равнялись сорока годам мирной жизни, Георгий Алексеевич повидал немало паникеров и каждый раз убеждался, что это люди слабые не только духом, но и умом. Каждый выстрел паникеру кажется предвестником конца, а поражение на каком-нибудь из фронтов он считает тотальным поражением. Вот так, не видя за деревьями леса, стремясь спасти свою жизнь любой ценой, паникер совершает поступок, приводящий его к смерти. Ведь дезертир похож на страуса, который, пытаясь скрыться от опасности, прячет лишь голову.

Есть такая поговорка: двум смертям не бывать, а одной не миновать. Ее придумал смелый человек. Однако эгоисты всех мастей — от воров до предателей — умирают два раза: сначала морально, затем физически.

Рядом с писарем, который был расстрелян, в штабе работала Елена Тарасова. До войны она трудилась технологом-нормировщиком на Воронежском машиностроительном заводе имени Калинина. Накануне оккупации Елена Федоровна была оставлена в группе эвакуации оборудования завода. Работали день и ночь под непрерывным огнем фашистов. И все же не удалось отправить последний эшелон: немцы уже входили в город. Жители покидали его толпами. А Елена Федоровна не захотела эвакуироваться, решила, что ее место на фронте. С этим на станции Сомово-Сосновка и обратилась в ближайшую воинскую часть, которой оказалась восьмая истребительная противотанковая бригада.

Сидели рядом в штабе два писаря. Один так рвался в тыл, что пошел на членовредительство и обрел позор и смерть. Другой, точнее, другая не пожелала воспользоваться своим правом на тыловую жизнь и закончила войну с наградами Родины.

Елена Федоровна воспитала двоих детей. На производстве она постоянно занималась общественной работой, а выйдя на пенсию, принимала участие в деятельности группы ветеранов.

Два человека. Две судьбы.

С незапамятных времен несла река Воронеж свои воды. Но вряд ли когда-либо на ее берегах стоял такой грохот.

Не птицы — снаряды перелетали с одного берега на другой. Ежедневно, как по расписанию, немецкие самолеты бомбили железнодорожные мосты. Но попасть в мост, кажущийся с высоты толщиной с веревку, да еще на большой скорости — сложно. И за два месяца ежедневных бомбежек врагам удалось подбить лишь один из быков. Мост остался цел, только слегка накренился.