Федор Фомин - Записки старого чекиста

Когда генерал Слащев командовал в Крыму вторым армейским пехотным корпусом, по сведениям разведки и перебежчиков, нам известно было, как жестоко слащевская контрразведка расправлялась с семьями командиров, красноармейцев, матросов, со всеми заподозренными в сочувствии большевикам. На станции Джанкой, например, редкий день проходил без того, чтобы на телеграфных столбах не висели люди, боровшиеся за власть Советов.

В этом отношении Слащев ничем не отличался от других белых генералов. Неслыханными зверствами они стремились добиться повиновения жителей. Но дикие расправы с каждым днем лишь увеличивали недовольство населения. Многие уходили в партизаны.

Врангель ненавидел Слащева, видя в нем основного претендента на свое место главнокомандующего. Он боялся, что его конкурент при случае воспользуется своим влиянием среди определенной части офицерства и сместит его. Врангель решил устранить Слащева, и прежде всего лишить его должности командира корпуса. Но чтобы не вызвать недовольство офицеров — приверженцев Слащева, решил снять его «с почетом»… Был издан специальный приказ, в котором выражалась тревога за состояние здоровья Слащева и предлагалось ему заняться лечением. В заключение выражалась надежда, что, оправившись, генерал Слащев «вновь поведет войска к победе». За особа выдающиеся «заслуги» генералу Слащеву «именоваться впредь Слащев-Крымский»…

Оказавшись не у дел, Слащев прибыл в Ливадию и остановился на даче, ранее принадлежавшей министру двора барону Фредериксу. Врангель был доволен и не мешал Слащеву проводить время так, как тому заблагорассудится.

За несколько дней перед отступлением белой армии из Крыма Слащев предложил сформировать десант и пойти в наступление на Одессу. Врангель через генерала Кутепова передал Слащеву: «Если он желает продолжать борьбу, то благословляю его остаться в тылу противника для формирования партизанских отрядов».

О том, какой панический характер носило бегство белых из Крыма, можно судить по воззванию, с которым Врангель обратился к ним 11 ноября 1920 года: «Ввиду объявления эвакуации для желающих — офицеров, других служащих и их семей — правительство юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают выезжающих из пределов России. Недостаток топлива приведет к большой скученности на пароходах, причем неизбежно длительное пребывание на рейде и в море, кроме того, совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем. Все это заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственной опасности от насилий врага, оставаться в Крыму. Врангель».

Прочитав это, генерал Слащев, усмехнувшись, сказал:

— Одним словом, спасайся, кто может! А кто не может, оставайся и вручай свою судьбу в руки божьи и большевиков.

Слащев посадил свою жену на вспомогательный крейсер «Алмаз», сам сел на ледокол «Илья Муромец» и отправился в Константинополь.

В мае 1921 года я был переведен в Симферополь. Один из приятелей Слащева, проживавший в Симферополе, получил из Константинополя письмо от известного эсера Федора Баткина. Это письмо попало к нам в руки. В нем говорилось, что Слащев выражает желание вернуться на родину, чтобы отдать себя в руки Советского правительства.

Письмо это я направил в Харьков начальнику особого отдела ВЧК Южного фронта. А он поехал с ним к председателю ВЧК Ф. Э. Дзержинскому. Возник вопрос: стоит ли начинать переговоры с генералом Слащевым о его возвращении в Советскую Россию? Местные работники высказались отрицательно. Но в Москве сочли нужным начать переговоры со Слащевым.

Феликс Эдмундович отлично знал, какие «лавры» стяжал себе генерал Слащев. Неслыханными жестокостями, кровавыми расправами над лучшими сынами нашей родины прославил себя этот белогвардеец. Но интересы государства требовали дальновидной политики: возвращение генерала Слащева в Советскую Россию даст возможность использовать его самого в целях разложения эмиграции. Да и сам факт его возвращения в Россию имел бы определенное политическое значение.

Вскоре в Крым приехал из Харькова особоуполномоченный ВЧК с письмом, в котором было сказано: «По распоряжению председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского к вам направляется в Крым товарищ для ведения переговоров с генералом Слащевым, находящимся в Константинополе. Вся работа особоуполномоченного должна проходить под вашим контролем. Прошу оказывать ему помощь».