Алексей Рыбин - Майк - Время рок-н-ролла

Если с «Гопниками» все, в общем, понятно — просто слабость автора, его лень, которую Майк, кстати говоря, декларировал («Лень — замечательная вещь, благодаря ей я не сделал массы очень плохих поступков»), потеря творческого самоконтроля, то «Отель под названием „брак"» — вообще непонятное произведение. Настолько же непонятное, насколько невнятное. Я никогда не разбираю песни сточки зрения «музыка-текст» — песня это не текст, положенный на музыку, это единство слова и музыкальной фразы. В «Отеле» же просто нет ни внятных фраз, ни ясной темы. Песня банальна до одури — банальна именно в своей сути, в пресловутом «мессед-же» — а она именно с «месседжем», это не «А-воп-бап-а-лула», это «послание», попытка донести авторскую мысль. Но в такой форме мысль на публику лучше не выдавать. Банально, скучно и мелка. Особенно для такого автора, как Майк.

«Песня простого человека» — в одну кучу с «Гопниками». То же самое, только вид сбоку.

«Вперед, Боддисатва» — рок-н-ролл, который лень писать в тот момент, когда лень думать. По сути дела это такая же чушь — не с точки зрения текста, а с точки зрения песни вообще — как и «Ром и Пепси-Кола», вышедшая на пластинке «Музыка для фильма». Эту ахинею мог исполнять только Майк — песни, подобные «Рому», проходили только под его обаянием. Я слышал много версий «Рома» и «Боддисатвы» у других исполнителей — это было просто ничтожно и стыдно. Песни эти никакие, лучше бы их не было вовсе. Балласт, порожняк. Обидно. Майк не такой. Он мог — и тогда, в восемьдесят четвертом, и позже — писать на несколько порядков сильнее.

Пошла волна, стали открываться двери. Уже можно было играть рок-музыку публично — чем дальше, тем больше. Музыканты стали получать за игру деньги, не боясь сесть за это в тюрьму (как группа «Воскресение» несколькими годами раньше).

В личной жизни у Майка было множество проблем, касаться которых я не хочу. Достаточно сказать, что его брак трещал уже по всем швам. Майк переживал — несмотря на свою песню про этот самый «брак» — переживал очень сильно и пил все больше.

При этом он все сильнее хотел сделать свою группу лучшей, по-настоящему «западной», такой, чтобы зал валился с ног при одном только выходе бэнда на сцену. Живи он в Англии, ему бы это удалось. В России его глэмовые штучки не прокатили. Он привлек двух хороших певиц на бэк-вокал и взял старого друга, довольно двусмысленного во всех смыслах музыканта Александра Донских-Фон-Романова, на мужской бэк-вокал и клавиши.

На сцене эта команда выглядела полной чушью, но в студии ее силами были записаны одни из самых пронзительных песен Майка — «Мария» и «Иллюзии». Мороз по коже. Это песни из тех, что никогда не состарятся. Это продолжение того Майка, который написал «Сладкую N» и «Пригородный блюз». Можно было ожидать продолжения, второго, качественно другого витка, появления настоящей супергруппы. Но — на альбоме «Иллюзии», за исключением двух шедевров, сплошная чушь. «Салоны» — полная бессмыслица (опять-таки, не текст, а сама песня в целом), перетащенная на русский с роллингстоунзовского «Милый Доктор»…

Майк был известен по всей России, но до самого конца у него были серьезные проблемы с деньгами. Выражаясь яснее, денег у него не водилось в принципе. Того, что он получал с концертов, хватало на еду, небольшое количество «фирменных» пластинок (Майк был меломаном, но коллекцию дисков имел более чем скромную) и алкоголь — больше Майк, кажется, ничего и не покупал. Гитара досталась по случаю, одежда у него всегда была, что называется, абы какая, он привык жить в бедности. В последние годы он очень радовался тому, что одно из издательств подрядило его делать переводы американской научной фантастики. Это был хоть какой-то более или менее постоянный доход.

Он дольше всех сидел в своей сторожке — для БГ и Цоя работа сторожами и кочегарами была явлением временным, вынужденным, и поэтому мне дико смешно и вместе с тем печально, когда я слышу рассуждения о музее Цоя в «Камчатке» — котельной, в которой Цой несколько месяцев кидал в топку уголь.

Менее адекватного места для музея первейшего музыкального модника России и придумать нельзя. Цой бы ужаснулся, если бы ему при жизни кто-то сказал, что музей его памяти будет находиться в грязной, закрытой котельной. Это было вовсе не то место, в котором он стремился остаться — и он свалил оттуда при первой же возможности.

Майк почти всю свою сознательную жизнь рок-звезды просидел в сторожке на набережной Невки, почти напротив «Авроры».