Николай Хохлов - И.В. Сталин смеётся. Юмор вождя народов

Говорил он ясно, просто, последовательно: мысли, которые хотел вдолбить в головы, вдалбливал прочно и, в нашем представлении никогда не обещал того, что не делал впоследствии…

В своих выступлениях Сталин был безапелляционен, но прост. С людьми — это мы иногда видели в кинохронике — держался просто. Одевался просто, одинаково. В нем не чувствовалось ничего показного, никаких внешних претензий на величие или избранность.

И это соответствовало нашим представлениям о том, каким должен быть человек, стоящий во главе партии.

В итоге Сталин был всё это вкупе: все эти ощущения, все эти реальные, дорисованные нами, положительные черты руководителя партии и государства.

— Сталин знал хорошо античный мир и мифологию. Это сторона у него очень сильная. Он над собой много работал… Политика? Он всю жизнь политикой занимался… Тихо немножко говорил, но, если есть акустика… Не любил быстро. Рассудительно, вместе с тем довольно художественно. Иногда неправильно делал ударение, но редко.

— Сталин хорошо владел русским?

— Да, он хорошо выступал, — ответил Молотов, много читал, очень много, чутье имел художественное. Сталин всё писал сам. Аппарат никогда ему не писал. Это ленинская традиция.

«Гауптвахта» — главный караул, стража. В России появилась одновременно с появлением регулярной армии при Петре I в 1707 г. для наказания проштрафившихся офицеров.

Многие известные в русской истории люди сиживали на гауптвахте. Михаил Юрьевич Лермонтов в гауптвахте Главного штаба написал показания о том, почему он создал стихотворение «Смерть Поэта» (о А. С. Пушкине).

Легендарный летчик Валерий Чкалов сиживал тут много раз (за полет вниз головой, за эксперимент с «мертвыми петлями», за пролет между двумя деревьями, за пролет под мостом).

Побывал на «губе» и сын Иосифа Сталина Василий после того, как отец узнал о его романе с супругой известного кинорежиссера. По такому случаю Иосиф Сталин наложил резолюцию:

«1. Эту дуру вернуть мужу. 2. Василия Сталина посадить на пятнадцать суток строгого ареста».

…В пору либеральных реформ в Российской армии гауптвахту в 2002 г. ликвидировали. В конце 2006 г. возвратили.

Любопытна реакция Сталина на обращение к нему заслуженной артистки РСФСР В. В. Серовой. Известная киноактриса доказывала, что фактически живет с К. К. Рокоссовским, а тот не оформляет юридически их отношения. И приводила в доказательство подаренные золотые часики с выгравированной надписью «ВВС от РКК». Ее убеждали, что это может быть надпись: «Военно-Воздушным Силам от Рабоче-крестьянской Красной Армии».

Иосиф Виссарионович посоветовал передать Валентине Серовой пусть встретится с женой Рокоссовского — Юлией Петровной. Встреча состоялась. «Мы с Костей разберемся сами», — сказала жена Рокоссовского. А на пересланном из Генеральной прокуратуры СССР письме В. В. Серовой сохранилась резолюция: «Суворова сейчас нет. В Красной Армии есть Рокоссовский. Прошу это учесть при разборе данного дела. И. Сталин».

Сравнение Рокоссовского с Суворовым знаменательно. Сталин называл Рокоссовского «Мой Багратион». И вслед за Борисом Михайловичем Шапошниковым обращался по имени-отчеству — Константин Константинович.

Начальник Главного Политуправления РККА Лев Мехлис, сообщив Сталину о том, что маршал Константин Рокоссовский закрутил на фронте роман с доктором Галиной Талановой, спросил:

— Что будем делать?

— Скажите, — спросил Сталин, — это мешает его служебной деятельности?

— Нет, не мешает.

Сталин молчит…

— Так что же будем делать, товарищ Сталин? — вновь спрашивает Мехлис.

— Будем завидовать, — ответил Сталин.

9 мая 1934 г. в секретариат И. В. Сталина поступило письмо от английского коммуниста Гарри Уайта, работавшего в газете «Moscow News». Двадцатисемилетний марксист был обеспокоен Постановлением ЦИК СССР от 7 марта 1934 г. об уголовной ответственности за мужеложство по двум причинам. Во-первых, оно, по его мнению, плохо согласовывалось с принципами марксизма-ленинизма. А во-вторых, у Уайта была и личная причина для беспокойства: для окружающих не было секретом, что он сам гомосексуалист.

Когда поползли слухи об уголовной наказуемости гомосексуализма, он начал советоваться с работниками Наркомюста, психиатрами и со своим шефом товарищем Бородиным, ответственным редактором газеты «Moscow News» .И все они успокоили его, что лично ему ничто не угрожает, товарищ Бородин даже повысил его в должности и выдвинул на Ударника Труда. «В связи с арестом одного лица, с которым я состоял в гомосексуальных отношениях, — писал далее Уайт, — я обратился в ОГПУ и мне опять было заявлено, что не имеется ничего, инкриминируемого мне». Тем не менее, такое частное решение вопроса не удовлетворяло принципиального иностранца. Ведь вопрос этот, как ему представлялось, «имел важное значение для целого ряда коммунистов как в СССР, так и в других странах мира».