Олег Куваев - Избранное. Том 3 - Никогда не хочется ставить точку

Каждый из нас творит, как обычно, постыдную молитву. Молитву о том, чтобы не было сегодня погоды. Только сегодня, только один день, чтобы весь его пролежать в кровати. Даже без книжки, просто так пролежать, отоспа ться.

С этой робкой надежды начинаются первые утренние слова, Мо жет, там дует? Может быть, нет никакой видимости? Ни вертикальной, ни горизонтальной? Или хотя бы одной из них?

Каждый из нас каждое утро решает проблему. Уладить

все дела и сходить в столовую налегке: в ботинках и тренировочном костюме или сразу же залезать в. тяжеленные меха. Чтобы сразу по мужск», чтобы потом не копаться. Чаще всего мы решаем по мужски, ибо это как-то мобили

Последние недостойные мысли исчезают, когда мы вываливаемся на улицу чтобы пройти в столовую. На востоке чахоточной синевой светлеет полоска полярного рассвета. Едкий» как кислота, ветер снимает с лица последние остатки сна,

Застегивая на ходу куртки, в столовой один за другим появляются летчики. Они проходили медкомиссию в соседней комнате. Они каждое утро перед вылетом проходят медкомиссию. Пульс, давление и та самая трубочка, которая хорошо знакома летчикам и шоферам. Давление и пульс — немаловажный утренний вопрос. Весь экипаж — бывшие реактивщики, которых армейская служба привела в запас, на гражданку, со сверхзвуковых пересадила на биплановое "такси" Ан 2, сто восемьдесят километров в час.

Для тех, кто не может расстаться с небом, это все-таки самолет.

По утрам летчики едят много. Это у них тожелрофес

сиональное. Наши испорченные десятилетними таскания

ми по общежитиям и ночными кофейными бдениями желудки с трудом привыкают к подобному ритму и размаху.

По утрам На этом островном аэродроме кормят отменно. И с каждой минутой в столовой растет накал оптимиз ма. ,…

— Сколько на сегодня? — спрашивает командир. — Наметили десять.)

— Километраж?

— Восемьсот двадцать.

— Сделаем, — говорит командир. — Может быть, штук двенадцать сделаем сегодня.

Это утренний оптимизм. Вера в удачу грядущего дня. Сквозь забитое снегом двойное окно столовой доносятся методические пассажи мотора. Бортмеханик "гоняет газ".

На выходе из столовой мы расходимся. Летчики идут в АДС: радист к радистам, штурман за погодой, второй пилот за полетным заданием. Мы идем в гостиницу За аппаратурой. 4

Идем навстречу пассажам мотора, к не видимому пока еще самолету, и цилиндры приборов покачиваются в

руках у нас. Впереди на фоне рассвета маячат громадные от полярных курток фигуры пилотов. Рев мотора нарастает, как крик смертельно раненного зверя, и вот, задрожав на последнем пределе, мотор стихает. Машина готова.

Изнутри наш самолет похож на видавший виды цыганский фургон. К потолку привязана алюминиевая лестница. За лестницу заткнуты две пары валенок и гитара, вышедшая из строя: от мороза полопались струны. Спальные мешки и полярная палатка КАПШ валяются в хвостовом отсеке. Вход в пилотскую кабину загораживают бочки с запасным бензином. Ящики, тюки и подрагивающие в такт гудению мотора цилиндры приборов. Приборы висят на растяжках: они боятся тряски.

В этой гудящей тесноте помещается девять человек. Кожаными идолами застыли в кабине пилоты. У них шевелятся только руки. Осторожно и неустанно. Бортмеханик, пристроившись у бочек с бензином, клюет носом. Постукивает пальцами радист в металлическом креслице. Под щитом радиокомпаса колдует над картой штурман.

Нам лететь часа полтора до первой посадки. Розовый зев бензиновой печки гонит струю горячего воздуха и, согретые, распаренные этой струей, мы дремлем, досыпаем полтора часа, последние часы сна в этот день.

— Эгёй! — негромко окликает штурман.

Мы пробираемся сквозь груду хлама к алюминиевому штурманскому столику. Сквозь проем пилотской кабины видно солнце. Сплющенный, размытьгй край его оранжевой каплей лежит за синим пространством льда. Штурман ставит карандашом точку. Мы здесь; Из кабины вопросительно выглядывает первый.

— Посадка!

— Посадка. Мотор резко меняет обороты. Мы идем на снижение,

на двухсотметровую высоту, высоту подбора площадки. Сейчас самолет начнет писать зигзаги — искать подходящую льдину. Берег остался у нас за спиной в двухстах километрах. Штурман уходит к пилотам, и у нас снова устанавливается дремотный покоив Поиски могут длиться пять минут, пятнадцать, может быть; полчаса, до тех пор, пока не раздастся слово "площадка". Это слово действует как кнопка взрыва. Рука радиста плотно ложится на ключ. Не успев еще открыть глаза, бортмеханик тянет откуда то из за спины дымовую шашку. "Прошу пеленг, прошу пе