Олег Куваев - Избранное. Том 3 - Никогда не хочется ставить точку

Короче, длительные размышления на спине, когда взгляд упирается в карту, привели меня к выводу, что дипломный проект мне надо писать о Чукотке. В этом решении имелся один плюс — о Чукотке я почти ничего не знал и, таким образом, получал возможность узнать хотя бы немного.

Ив середине мая я очутился на одном из подмосковных служебных аэродромов, чтобы сестьзафрахтованный чукотской экспедицией самолет, и чувствовал себя весьма состоятельным человеком, ибо имел Выданное со склада снаряжение.

1. Спальный мешок Из собачьего меха.

2. Спальный мешок ватный.

3. Ватный костюм.

4. Костюм хб.

5. Полярный меховой костюм.

6. Резиновые утепленные сапоги.

7. Резиновые сапоги из чешской литой резины с высокими голенищами.

8. Кирзовые сапоги.

9. Шапку.

10. Две пары брезентовых рукавиц.

11. Меховые рукавицы.

Такое обилие меха и ваты, если учесть, что я был зачислен в штат экспедиции только на лето, а в деканате лежала моя подписка: "вернусь в сентябре", невбльно внушало высокое чувство самоуважения.

Когда техники наладили самолет, мы понесли свои рюкзаки под водительством серьезного человека в погонах и под его же руководством расположились в пустоте фюзеляжа на собственных вещах.

Чувство самоуважения, основанное на количестве теплого обмундирования, выданного государством, укреплялось тем, что мы летели на "собственном" самолете.

В зафрахтованном самолете летели бывалые "чукчи" — кадровые сотрудники одного из московских геологических управлений, много лет ведущего геологическую съемку на Чукотке. Главная база экспедиции находилась на восточном побережье. Оттуда на съемку в разные концы Чукотки должны были отправиться несколько партий.

В общем то внутри самолета вскоре все напоминало поездку за город какого ни-будь учреждения во взятом на воскресный день автобусе. Рыбаки толковали про удочки и о том, как лучше ловить гольца — на искусственную или натуральную муху. Охотники вели извечный спор о ружьях и врали. Начальники партий, будущие диктаторы коллективов, выделялись только по пистолетным кобурам, торчащим из под курток. Пистолеты им полагались по рангу. А из начальников партий выделялся хорошо укомплектованной фигурой и несолидным, вроде нашего, любопытством Виктор МихайловичОльховик. Я говорю "нашего", потому что в экспедиции я оказался не один, вместе

со мной летел Слава Москвин, еще один студент нашего института, которого соблазнила Чукотка. Ольховик же совсем недавно перебрался в эту экспедицию из Тувы.

Мы летели берегом Ледовитого океана несколько суток, застревая то в Тикси, то еще в каком то забитом снегом поселке. По всей трассе лето чувствовалось только в Нижних Крестах. Косматые ездовые собаки бродили здесь по улицам, по летнему жарко дыша боками. На реке стоял лед, хотя берега вытаяли, и по этому льду мчался куда то на собачьей упряжке человек в кухлянке и милицейской шапке.

Нам долго пришлось ждать погоду у устья этой последней крупной сибирской реки. Над речными обрывами Колымы бесприютно торчали покореженные коричневые лиственницы. Очевидно, из за перемещений почвы лиственницы не росли прямо — они стояли наклонно, и этот беспорядочный наклон придавал какой то дикий ритм чахлой древесной поросли. Поневоле думалось о том, что всего в нескольких десятках километров отсюда погиб географ Черский, именем которого назван огромный горный хребет, рассекающий дебри Якутии."4

Над льдом Колымы пролетали небольшие косяки гусей разведчиков. Гуси ждали, когда освободится от снега их "дом" — огромная озерная равнина левобережной Колымы, уходящая отсюда за Яну и Индигирку на запад. На третьи сутки и нам дали погоду.

Бухта Провидения — типичный фиорд. Узкий и длинный залив ее стиснут склонами сопок. Черные обрывы их нависают над водой, а чуть в сторонке адовым переплетом скалистых выступов, мрачных башен и просто каких то торчащих в небо черных каменных пальцев высится Колдун гора, которая в день нашего приезда окутана была снежной поземкой. Нельзя сказать, чтобы все это выглядело слишком приветливо. И уж тем более в отдаленные столетиями врёмена, когда Север для путешественников был дик и страшен. А заходили они сюда довольно часто, со времен Беринга, так как по удобству и безопасности стоянки для судов бухта числится одной из лучших в мире, несмотря на хмурые, черного камня окрестности. Раньше всех здесь обосновались эскимосы и приморские чукчи —

охотники на тюленей. И сейчас отдельные участки фиорда на современных картах числятся, как: Хед, Эмма, Всадник, Пловер. Я подумал было, что Пловер, где находится старинное "зверобойное место", имеет корнем чукотский или эскимосский язык, но нет: "Пловер" — это. судно английской экспедиции капитана Келлета, зашедшего сюда в 1848 году.