Иван Кожедуб - Верность Отчизне

Сразу после похорон вернулся в Шостку.

Долго не ходил я в деревню: дом опустел для меня.

Вскоре отец тоже перебрался в Шостку — в общежитие при заводе. Я часто навещал его. Иногда он по вечерам заходил ко мне, усаживался у стола, брал книгу. Нравились ему чистота и порядок у нас в общежитии. А я любил, когда он сидит тут, рядом, — легче становилось на душе… Иногда, взглянув на меня, он спрашивал, что я сейчас учу. И тут же спешил добавить:

— Ну-ну, занимайся, сынок. Потом расскажешь. Я провожал отца до завода и по дороге рассказывал о всех своих делах.

Однажды преподаватель черчения Козлов, рассматривая мой чертеж, сказал:

— Вам бы перейти на механическое отделение: там бы познакомились с более сложными деталями машин.

Его слова запали мне в голову, и я попросил о переводе заведующего учебной частью — он часто беседовал с нами и хорошо знал каждого учащегося. Он обещал мою просьбу выполнить. И выполнил.

Мне казалось, что на механическом отделении я овладею более «мужественной» профессией. Здесь больше часов отводилось черчению, сопротивлению материалов, изучению деталей машин, технике. Все это отвечало моим стремлениям.

Я с интересом изучал машины и любил черчение. Оно требовало усидчивости, прилежания, но это меня не отпугивало. Напротив, я с удовольствием вычерчивал сложные детали машин в разрезе. Черчение углубило мой интерес к технике: вычерчивая деталь, я невольно раздумывал о том, сколько вложено в эту машину человеческого труда и изобретательности.

У меня появилась дополнительная нагрузка: мне часто поручали выполнение наглядных пособий — чертежи машин и деталей, которые изучались на нашем курсе.

Времени для спорта оставалось мало, но я все же ежедневно тренировался на турнике да и гирю не забывал. Мы усиленно готовились к сдаче норм ГТО. Относились к этому серьезно, так же как и к занятиям ПВХО. Сдав нормы, значки берегли, носили их с гордостью.

В комнате жило еще семеро студентов — славные, дружные ребята, отличники учебы, комсомольцы. Вечерами мы все занимались за большим столом. Особенно мне нравился староста нашей комнаты — Тихон. Я ему во многом подражал. Он был удивительно трудолюбив, мог заниматься при любом шуме. Упрется, бывало, локтями о стол, зажмет уши ладонями и читает. Иногда ребята уходили в кино, и я оставался один.

Мне еще не доводилось разговаривать с секретарем комсомольской организации техникума Мацуем. Знал я его только в лицо, зато слышал о нем много хорошего. Ребята уважали его, говорили, что с ним можно всем поделиться, все ему рассказать.

И вот однажды, когда я сидел один в комнате за учебниками, в дверь постучали, и вошел Мацуй.

Пожав мне руку, он сказал:

— Знаю, тебе сейчас не до разговоров. Но мне надо кое о чем с тобой потолковать. Говорят, ты рисовать умеешь.

— Я не учился.

— Знаю. Но слышал, что ты еще в школе оформлял стенгазету. Верно?

Комсорг говорил со мной по-товарищески, а я молчал, в замешательстве глядя в пол. Для чего он меня спрашивает? Мацуй пояснил, словно отвечая на мою мысль:

— Нам для студенческой стенной газеты нужен художник.

— Да какой я художник!

— А не ты ли это рисовал? — Он показал на рисунки, висевшие над кроватями, небольшие пейзажи, которые я перерисовывал с открыток.

— Да я… — отвечаю, переминаясь с ноги на ногу и чувствуя себя до крайности стесненно. А он, осмотрев все, весело сказал:

— Дело пойдет, Ваня.

Несколько дней спустя у меня появилась новая обязанность: я стал оформителем нашей газеты «Пролетарское студенчество», меня выбрали членом редколлегии. И я сразу принялся за работу, вернее, мы с Мацуем, потому что он хоть и не умел рисовать, а все живо подмечал и помогал дельными советами.

За эти дни я не только подружился с ним, но и проникся к нему большим уважением. Как-то незаметно он умел сплачивать нас, руководить нами. Помогало ему добиться этого честное отношение к своим обязанностям, постоянное общение с нами.

Успевал он всюду. Часто заходил в спортзал, когда там шла тренировка. Он интересовался спортивными успехами каждого студента. Сам же Мацуй занимался только легкой зарядкой: как-то сказал мне, что у него пошаливает сердце и не в порядке легкие. Просто не верилось, что он болен, — такой он был деятельный, энергичный.

Мацуй часто заходил в общежитие. Любил посидеть в нашей комнате. У него была хорошая политическая подготовка, он умело разбирался в вопросах, стоявших перед молодежью. Говорил живо, увлекательно и умел вовлечь в беседу всех своих слушателей. Тем для бесед находилось множество. Нередко разговор у нас заходил о роли комсомола в построении нового общества. Но чаще всего комсорг бывал в тех комнатах, где ребята отставали в учебе.