Майя Улановская - История одной семьи

В первом же письме ко мне из Черняховской спецпсихбольницы от 4.8.70 Григоренко выразил полное понимание моей «вспышки» («переживать за близких никому не заборонено») и просил прощения «за резкость и нетактичность». Однако, в написанной в эмиграции книге «В подполье можно встретить только крыс» (Нью-Йорк: Детинец, 1981, с. 674–675; в 1997 г. переиздана изд-вом «Звенья» в Москве), вспоминая о собрании в своём доме, он придал этому пустяшному эпизоду крайне зловещий характер, намекая на мои связи с КГБ. Все попытки объясниться с Григоренко лично или через прессу ни к чему не привели. Уже после смерти П.Г. в «Новом журнале» (Нью-Йорк, 1990, кн.180, с. 254–286) были напечатаны его письма нашей семье из Черняховской психушки, но с исключением моих претензий, касающихся злополучного эпизода, как он был изложен в книге Григоренко.

Ко времени интервью с Якобсоном С.Ковалёв отбывал 7-летний срок за участие в правозащитном движении. С 1990 г. — народный депутат РСФСР, председатель Комиссии по правам человека при президенте Ельцине.

Не только мы сумели дать знать другим, но и нас сумел предупредить наш подросток-сын, позвонив из школы, из учительской, и сообщив, что в доме его учительницы идёт обыск.

21 декабря 1969 года, в день 90-летия Сталина, на Красную площадь вышла группа правозащитников, протестуя против попыток реабилитации Сталина в советской прессе. Одна из участниц демонстрации, Татьяна Баева, держала перечёркнутый портрет Сталина под пальто на груди. В какой-то момент она распахнула пальто, и, увидев портрет, Якобсон испугался за Баеву, сорвал портрет и наступил на него ногой, возможно, случайно. Тут же он был доставлен в милицию и, проведя там ночь, оштрафован на 10 р. Позорной он назвал демонстрацию потому, что считал недопустимым ставить под удар молодёжь.

Мы в тот день навещали нашего сына в пионерлагере в Звенигороде. Узнав от посетившей меня на работе Ларисы Богораз о том, что на завтра готовится демонстрация, я постаралась, чтобы Якобсон об этом не узнал — не передала ему просьбу Ларисы позвонить ей вечером.

В.Гершович — приятель Якобсона по Москве и Иерусалиму, учитель математики, активный участник правозащитного движения в описываемый период.

Ныне — американский славист, преподаёт в Стенфордском университете.

О В.И. Прохоровой см. в моих воспоминаниях о лагере.

Г.Суперфин был осуждён в 1974 г. на 5 лет лагерей и 3 г. ссылки. Освободившись, уехал на Запад. В наст. время заведует архивом стран Восточной Европы при университете г. Бремена.

Т.е., я не знала, что мать отправили с Воркуты в Мордовию.

Эти записки изымались лагерным начальством.

Т.е., не решаясь сообщить о моём аресте.

Имеется в виду Галя Смирнова, моя одноделка, у которой ещё долго сохранялись комсомольские иллюзии.

Повесть Говарда Фаста.

Т.е., если бы знала, оказавшись в тюрьме, что это предстоит и мне.

Приписка для Стеллы. Упомянуты освободившиеся ранее вдова еврейского поэта Л.А. Кушнирова, О.В. Ивинская (и переданные с нею для Ирины ещё в 1953 году «вещи») и Е. Ласкина.

В лефортовской одиночке.

Понятно, что речь идёт о пушкинском: «Товарищ, верь, взойдёт она…», но в ответ на какую цитату из Надсона — не помню.

Правда заключалась в том, что на слюде не так хотелось есть, как на тяжёлой физической работе, поэтому хватало и того, что давали. Но вообще, читая о моём «благополучном житье» надо учитывать естественное беспокойство о том, что близким на воле заботы о нас дорого обходятся.

Надя Коваленко, с которой я дружила, приехала в Потьму с нашей трассы и встретилась с моей матерью.

Дальше следуют мои собственные стихи 1952 года.

К сожалению, я лишена возможности привести здесь этот документ. Вместо него помещаю ниже своё письмо в ФСБ Российской Федерации от 15.12.2000 с просьбой мне его прислать, оставшееся без ответа:

«Я, нижеподписавшаяся, была арестована в 1951 г. органами МГБ СССР и осуждена через год Военной коллегией Верховного суда СССР по ст.58 „за участие в антисоветской организации, именовавшейся Союз борьбы за дело революции (СДР)“. Дело, называвшееся „Дело Слуцкого, Фурмана, Гуревича и др.“, было групповым, пересмотрено было той же коллегией в первый раз в 1956, в результате чего все, по нему проходившие, были освобождены со снятием судимости и поражения в правах, а во второй раз в 1989, с последующей нашей реабилитацией.