Михаил Никитин: Воспоминания о революционном Новониколаевске (1904-1920 гг.)

Мы, представители младшего поколения в партии, как тогда назывались, «призыва 1905 года», старались попасть в камеры со старшими, опытными товарищами, которым вменялось в обязанность использовать время пребывания в тюрьме для нашего дальнейшего политического образования.

С. М. Киров, сам много работавший над собой, помогал и другим товарищам. Он частенько говорил мне: «Ваня, учти, мы сейчас пленники самодержавного режима, наше пребывание здесь мы должны максимально использовать для учебы. События в стране развиваются так, что для дальнейшего успешного революционного движения потребуются более опытные товарищи. Учти, что партия и рабочий класс не простят нам бездействия в тюрьме. Нас ждут более подготовленными, способными быстро ориентироваться в политической обстановке, умеющими организовать рабочий класс на борьбу за свержение самодержавия. Учись, дружище, не пропускай ни одного дня».

Начались мои тюремные «университеты». Время с сентября 1906 года по апрель 1907 года провел я в Томской тюрьме. Старшие товарищи помогли мне, как и многим другим молодым заключенным, в освоении элементарных понятий «алгебры революции».

В апреле 1907 года, по просьбе Василия Шамшина, меня взял на поруки его отец Иван Дмитриевич Шамшин, активный член Обской группы. Для этого ему пришлось заложить в банке свой маленький домик на Логовской улице. Я очутился снова в Новониколаевске, в кругу партийных друзей, а Первое мая 1907 года встречал на загородной массовке в лесу.

С наступлением реакции слежка за партийными работниками усилилась. Нет сомнения в том, что томское охранное отделение дало новониколаевским ищейкам соответствующие указания о слежке за мной. Соблюдая осторожность, я все же вернулся к партийной работе.

Чтобы отвлечь внимание охранки, устроился на работу к одному предпринимателю, который имел подряд на окраску крыш железнодорожных зданий станции Обь (теперь ст. Новосибирск-I). Я стал помощником маляра. Это было очень удобно и для выполнения партийных поручений. На квартиру меня устроили к одному польскому товарищу — Бардышевскому. Он заведовал двумя складами пивного омского завода Мариупольского, причем, оба склада находились на Вокзальной улице: основной склад с глубокими подвалами недалеко от железнодорожного переезда, близ депо. Кто знает, сколько нелегального груза перебывало в подвалах, где в больших бочках выстаивалось пиво.

По указанию партийной организации, вместе с младшим братом Бардышевским мы должны были переправлять литературу со склада в город.

Примерно в июне 1907 года группа поручила мне проводить беседы и читки-прокламации среди солдат воинской части, расположенной в красных казармах, между вокзалом и р. Обью.

Встречи наши происходили в сосновом лесочке, за казармами. Связь с сочувствующими поддерживалась через одного вольноопределяющегося, члена партии Миклашевского.

При помощи тов. Миклашевского удалось провести несколько встреч, на которых присутствовало до десятка солдат. Как-то вызвали меня к себе Шамшины и предложили, ввиду усилившихся слежек, временно покинуть город.

Я получил задание съездить на месяц в с. Бердск и выполнить одно поручение группы.

Нагруженный специальными листовками, выпущенными Обской группой, содержавшими призыв к мельничным рабочим, и брошюрами, имея явку к одной учительнице-епархиалке, дочери местного отца-благочинного, отправился я в конце июля в с. Бердск. Здесь установил связи с рабочими крупной мельницы промышленника Горохова и через месяц вернулся в Новониколаевск. Учитывая, что я много лет не видел свою мать и что угроза нового ареста не была устранена, подпольный комитет мне разрешил временный выезд в Европейскую Россию и снабдил явкой в г. Челябинске, а дальше по цепочке: в Уфе, Самаре, Нижнем Новгороде, Москве. Это была весьма поучительная поездка.

В пути я вновь и вновь убеждался, как велика сила партии и ее влияние на трудовой народ. Рабочий класс не считал русскую революцию оконченной.

В Челябинске пришлось подождать пару дней до получения надежной явки в Уфу.

На ночлег меня направили к товарищу, работавшему в прянично-крендельном предприятии. Там меня радушно встретили рабочие и основательно накормили бубликами. Получив явку и бесплатный билет «ходока-переселенца», возвращавшегося в родные места из Сибири, я отправился в Уфу, а оттуда в тот же день выехал дальше.

В Самаре по явке я попал к рабочему мастерских Самарско-Златоустовской железной дороги. Он жил в вокзальном районе в тесной комнатушке, где ютилась его большая семья. К ночи, когда надо было уже ложиться спать, товарища предупредили об ожидающихся ночью обысках. Что делать? Оставаться дальше в этом доме было нельзя, а другого места, где можно бы переночевать, товарищ, не знал, да и время было позднее. Он порекомендовал мне переночевать в общественном саду на берегу Волги, я последовал его совету.