Константин Черкассов - Генерал Кононов. Том I

Мысль о сестре меня страшно терзала. Не раз ночью мне приходилось слышать ее глухие рыдания. Она плакала скрываясь от матери. Плакала, скрывая от всех свое великое горе. Ее рыдания больно сжимали мне сердце, кипятили кровь в моих жилах. Я ни разу не подошел ее успокаивать, я не хотел, что-бы она знала, что я слышу ее рыдания, я понимал, что ей, еще тяжелее будет от этого.

Сталинская власть была виною всех ее страданий, власть — проклятая, бесчеловечная, искалечившая миллионы молодых жизней. Шестнадцать миллионов заключенных в концлагерях СССР, у каждого из заключенных семья и родственники. Сколько же миллионов ни в чем невинных страдальцев, подобных моей сестре и мне оказалось на нашей несчастной родине? Во имя чего и за что власть карала нас? Разве мы не любили также, как и другие свою родину? Разве мы не переносили все трудности наравне с другими? Разве мы не стремились служить своей родине? Зачем же нам закрывать все дороги, зачем же, приклеив ярлык «лишенцев» и «неблагонадежных» швырять нас в пропасть? Была ли польза от этого родине?

Эти мысли мучительно сверлили мозг.

После ликвидации ликвидатора «врагов народа» — палача Ежова, стали преднамеренно распускаться слухи, по которым всю вину за массовые аресты советских граждан свалили на этого очередного ставленника Сталина. Сменивший его Берия, рекламировался, как честнейший и справедливый блюститель порядка в социалистическом обществе. И действительно хотелось верить, что враги Отечества, деяниями Ежова и ему подобных, что-бы подорвать мощь советского государства, уничтожали лучших военначальников Красной Армии, внесли смуту и экономический крах в страну. Все это было так правдоподобно, что не было оснований не верить, что все это не сделано именно врагами советского государства.

Эти мысли внушали веру, что все со временем исправится, ненужные аресты и преследования прекратятся. Народ, объединится и Отечество на страх всем его врагам станет могучим, непобедимым.

Мысль о том, что мы — сыны репрессированных отцов — едем служить наравне с другими в ряды Красной Армии, укрепляла эту веру.

Наутро мы приехали в Ростов. Нас разместили и Артиллерийских казармах. Сюда же прибывали и с других мест такие-же, как и мы — 46-я команда. За несколько дней собралось несколько десятков тысяч. Нас разбили на батальоны, роты, взводы и отделения. Помню хорошо, что я попал в 4-ю роту, номер же батальона забыл, но помнится, что перевалил за тысячу. Командиров взводов и отделений назначили из нас же, яко-бы временно. Нас хорошо накормили в армейской столовой горячим обедом. Кроме того, в ларьке, при столовой, можно было купить мясные консервы, галеты, табак и т. п.

Автор книги студентом сов. тех. училища.

Однако нас не обмундировали и не говорили в каком роде войск мы состоим. Нас называли «товарищи бойцы» и выводили на плац учиться маршировать в строю. Спать приходилось в казарме на голом полу. Кроватей не было, но нам сказали, что это временно, т. к. нас вскоре отправят по назначению. Помню, еще в Таганроге, во время призыва, ходили между нами слухи, что мы предназначены служить в морфлот, но здесь стали поговаривать, что мы предназначены в сухопутные войска. Однако, толком никто не знал нашей действительной участи. Несмотря на это у нас было настроение приподнятое, никто и не подозревал какой род войск придумал для нас «мудрый вождь», товарищ Сталин. Вечерами мы толковали в каком роде войск интереснее служить. Потеряв надежду попасть в морфлот, я агитировал за кавалерию, утверждая и хвастаясь, что учиться искусству верховой езды мне не нужно, т. к. научился ему я еще в детстве. Помню, увлекаясь, я даже поспорил с каким-то кавказцем, заверяя его, что лучшие наездники в мире это казаки. Помню, кавказец страшно возмутился и стал переговариваться со своими единоплеменниками на непонятном мне языке, и по его виду можно было легко определить, что слова сыпались не совсем лестные по моему адресу.

Надобно сказать, что службой интересовалась, главным образом, молодежь из интеллигентных семей. Остальная масса, прибывшая из колхозов, относилась к этому безразлично. Большой процент был немцев Поволжья, а также кавказцев. Пожалуй, последних было больше всех. Сменивший Ежова, «справедливый блюститель порядка» — грузин Берия, успел уже оправдать свое назначение перед своим благодетелем — тов. Сталиным. Последний, после назначения Берии главой НКВД, посетил свою родину — Грузию и недвусмысленно заявил Берии, что в Грузии и вообще на Кавказе собралось много мусора. «Перекорчуем и перепашем» — ответил Берия. Его старания в этом направлении бросили миллионы кавказцев в концлагеря, а родственники репрессированных и оказались в нашем загадочном «войске». Через несколько дней представилось нам наше начальство. Они явились в военной форме, но знаки различия у них были весьма странные, никогда раньше не виданные. Как потом оказалось, наше начальство совсем не строевые командиры, а инженеры и техники строители. С ними явились и политработники — комиссар батальона и политруки рот. Они имели известные для всех знаки различия. Нас построили по-ротно в казарме. Перед нашей ротой выступил старший политрук Попков (хорошо помню его фамилию). Он заявил, что мы призваны советским правительством дли укрепления мощи советского государства и мы должны своим самоотверженным трудом доказать свою любовь и преданность нашей советской родине и ее вождю, тов. Сталину. В конце речи он заявил, что завтра-же наш батальон отправится по назначению.