Как часто я вспоминаю обо всем, что происходило в Кремле в этот необычайный вечер! Встреча с товарищем Сталиным осталась в моей памяти как самое волнующее, необычайное событие. Мы как бы расцветали под обаянием сталинской простоты, какой-то удивительной естественности, дружелюбия, умения как-то незаметно переходить от большого и значительного к маленькому и обычному, от огромной своей работы — к веселью и отдыху.
В этот вечер Иосиф Виссарионович произнес речь, которая навсегда сохранилась в моей памяти. Он говорил о смелости советских людей, об истоках героизма. Почему таких людей не может быть в странах капитализма на Западе и на Востоке? Потому, что там любого человека и его героизм ценят только с точки зрения прибыли, выгоды. Американцы, англичане, французы даже подвиги расценивают на доллары, фунты, стерлинги, франки. И товарищ Сталин поднял тост за то, чтобы мы, советские люди, усвоили советскую меру в оценке людей, чтобы научились ценить людей по их делам и подвигам.
Так говорил Сталин. Великой мудростью и любовью к советскому человеку была проникнута эта речь. Он говорил о праве советских людей жить и бороться за родину, за партию. Он провозгласил тост за людей, которые хотят жить и бороться во славу родины. Он поднял бокал за здоровье всех героев — старых и молодых, за тех, кто не забывает итти вперед, за наши таланты, за молодость, потому что в молодых — сила.
Смущение наше давным-давно улетучилось. От чувства стеснения и напряжения не осталось и следа.
Потом мне сообщили, что в Козловском переулке у дома, где я жил, собрался народ. Я говорю:
— Иосиф Виссарионович, меня народ ждет, соседи, вся улица, собрались с флагами. Не пойти ли мне?
А он ласково посмотрел на меня, улыбнулся и говорит:
— Ну, станцуй, а потом поедешь.
Через несколько минут, горячо поцеловавшись, я простился с товарищем Сталиным и вышел из Кремля, радостный и счастливый на нею жизнь.
Значительно позднее я зашел как-то в секретариат товарища Микояна. Здесь во время нашего дрейфа были сосредоточены работы штаба по снятию со льдины нашей четверки. Работники секретариата рассказали мне, какое большое участие в нашей судьбе принимал товарищ Сталин, как волновался он за нас, расспрашивал о ходе работ, о полученных от нас телеграммах. Он входил в комнату, снимал шинель, садился в уголок и тихо спрашивал:
«Есть что-нибудь новое?»
Много он пережил за нас в этой комнате.
И мы знаем, мы вечно будем помнить, что Сталину мы обязаны великим счастьем снова, после дрейфа, видеть людей, слышать их приветствия, пожимать их теплые, дружеские руки.
В 1938 году я снова встретился с товарищем Сталиным. Решался вопрос о посылке ледокола «Иосиф Сталин» за седовцами. Была поздняя осень. Седовцы находились на большой широте. И мы еще раз увидели мудрость и предусмотрительность вождя. Давая указание об отправке ледокола, Иосиф Виссарионович добавил, что капитан при первой же угрозе со стороны льдов должен немедленно вернуться обратно. Так оно и было: ледокол дошел до тяжелых льдов и вернулся обратно. Не будь сталинского указания, корабль пошел бы дальше и наверняка зазимовал бы во льдах.
Третья встреча с товарищем Сталиным произошла на приеме работников высшей школы. Она произвела на меня особенное, потрясающее впечатление. Выступало много ораторов — профессора, люди науки. Вдруг товарищ Сталин потихоньку встал (он был очень утомлен), подошел к микрофону и начал рассказывать. Он не произносил речь, а именно рассказывал — спокойно, просто… Я стоял почти рядом с ним и внимательно смотрел на него, слушая его, боясь пропустить хоть одно слово. Из самого, казалось, обыкновенного приветствия возникла речь, полная глубочайшего смысла, возникла одна из самых замечательных его речей — речь о новаторстве. А когда он сказал: «Выпьем за здоровье Стаханова и стахановцев! За здоровье Папанина и папанинцев!» — я чуть было не уронил бокал… Товарищ Сталин подошел ко мне и поцеловал…
После этой встречи я был так взволнован, что, выйдя из Кремля, бродил до утра но московским улицам…
Четвертая встреча с товарищем Сталиным произошла на приеме Гризодубовой, Осипенко и Расковой. Прием происходил и Грановитой палате. Между узкими столами было тесно. Народу собралось мною, а палата небольшая. Сидим в тесноте, разговариваем. Смотрим, товарищ Сталин поднимается из-за стола и начинает пробираться между столами. К кому он идет?
И вот он подходит ко мне, улыбается и тянет за руку. Вывел он меня через всю эту тесноту на середину зала и спрашивает:
Читать дальше