Вячеслав Лебедев - Фрунзе

В один из первых дней мая 1905 года по городу Иваново-Вознесенску медленно шел молодой человек в синей косоворотке и простой фуражке. Внимательно осмотрев город, высокие белые каменные дома фабрикантов, торговый ряд, вытянувшуюся вдоль речки Уводи кирпичную линию фабрик, приезжий направился в рабочий пригород — Ямскую слободку. Там ему немало пришлось побродить, пока он нашел то, что было нужно.

Ямской слободой называлось место, где жили многие тысячи ивановских текстильщиков. Деревянные кособокие домишки жались один к другому. В узких переулках стояла грязь. Тяжелая копоть фабричных труб густо оседала на крышах, на заборах, на тщедушной траве, летела в окна. Зимой она бурым бархатистым налетом ложилась на сугробы снега. В сильные ветры и метели дрожали, скрипели деревянные хибарки. Ежились под жалкими ситцевыми одеялами детишки на жестких, щелистых, пронизываемых ветром полах.

Как раз одна из таких хибарок и была сейчас перед приезжим.

— Евлампий дома? — спросил он, когда на его стук открылось кривое окошко. — Ждет гостя?

— Ждет… — был ответ. И гость в синен рубашке быстро вошел в калитку. Это был Михаил Фрунзе.

Во дворе его встретил худощавый, среднего роста человек с рябоватым лицом и большими возбужденно горящими глазами. Он не улыбался, да и вообще трудно было вообразить улыбку на его суровом лице. Это был знаменитый вожак ивановских рабочих Евлампий Дунаев, или «Бешеный ткач», как его звали фабриканты.

— Трифоныч? — спросил он, протянув гостю руку.

— Да, — ответил Михаил Фрунзе, подтверждая свою подпольную кличку.

У Иваново-Вознесенска была своеобразная история. Уже в XVI веке было известно село Иваново, числившееся в списке «царевых вотчин» и населенное искусными мастерами ручного тканья, поставщиками высококачественных льняных тканей, гладких и набойных, к Московскому царскому двору. Закрепощение крестьян, проведенное Борисом Годуновым, сделало село Иваново собственностью «свояков» Грозного— князей Черкасских, а позднее — могущественного рода Шереметьевых, но ткацкое рукомесло продолжало оставаться основным занятием местных жителей. Наиболее удачливые из них богатели, откупались от крепостной зависимости или переходили на так называемый оброк — платеж постоянных процентов князьям-хозяевам. Такие счастливцы и территориально отселялись от крепостных на другой берег немудрой речки Уводи, где вокруг церкви Вознесения образовывался и разрастался посад (то есть местожительство более или менее свободных людей) Вознесенский; он-то и начал застраиваться сперва мелкими, а потом все более крупными «мануфактурами», фабриками с применением механических ткацких станков. Потомственные ткачи-кустари шли на фабрики, становились пролетариями. Постепенно и в окрестностях этого Иваново-Вознесенского текстильного «гнезда» задымили фабрики быстро богатевших предпринимателей — Ясюнинских, Гарелиных, Дербеневых, Куваевых… Громадные многокорпусные мануфактуры вырастали в разных точках тихого владимирско-костромского захолустья. Середа, Вичуга, Кинешма, Тейково, Кохма, Шуя — обширный край был охвачен властным шествием ткацкой машины. Удобное местоположение Иваново-Шуйского текстильного края — близость к Москве и к Нижнему Новгороду (ныне Горький) со знаменитой ярмаркой, узлом европейско-азиатской торговли — способствовало его стремительному развитию. Быстрое обеднение крестьянства неуклонно и обильно пополняло ряды пролетариата. К началу XX столетия около пятидесяти тысяч рабочих трудилось на фабриках Иваново-Вознесенска и в близлежащих местах.

В этом пролетарском крае энергично развивалось и рабочее движение. Одна из первых в России стачек рабочих произошла как раз в Иваново-Вознесенске еще в 1879 году.

Впоследствии, вспоминая об ивановском периоде своей деятельности, Фрунзе отмечал, что «все рабочее движение района развивалось под знаком гегемонии партии большевиков».

Евлампий Александрович Дунаев считался вожаком ивановских ткачей, но и, кроме него, были там крепкие, закаленные люди: отчаянный, бесстрашный руководитель боевиков Иван Уткин, по прозвищу «Станко», Роман Семенчиков, по прозвищу «Громовой», неутомимый Семен Балашов, по прозвищу «Странник», Федор Самойлов. Особым почетом пользовался Федор Афанасьевич Афанасьев, которого все рабочие-подпольщики звали «Отец».

Никаких разногласий не было у этих людей во взглядах на революцию и характер борьбы за нее. Они верили в победу рабочего класса так же, как люди верят в приход весны, в наступление лета, в то, что солнце взойдет после ночи. И борьбу за свои права они вели с непоколебимым упорством, как само собой разумеющееся, повседневно обязательное дело.