Лев Филатов - Обо всем по порядку - Репортаж о репортаже

И киевское «Динамо», высоко взмывшее от своих сезонов тридцатых и сороковых годов, все же в манере, в повадках хранит прошлое. Шегодский, Шиловский, Кузьменко, Гребер, Виньковатов, Коман, Сабо, Турянчик, Трояновский, Биба, Каневский, Серебренников, Базилевич, Веремеев, Мунтян, Буряк, Онищенко, Рац, Бессонов, Блохин — называю фамилии игроков, кото­рых соединить сумеет только фантастическая машина времени, но в воображении все они—из одной когор­ты, легко бы могли — деды и внуки — сыграть вместе. У них классность щеголеватая, темперамент сдержива­емый, но то и дело прорывающийся, все они хотят сыграть и на команду, и чуточку на себя, воспламеня­ются, когда это необходимо, а могут и, как ни в чем не бывало, с некоторым даже безразличием, сыграть на­показ.

И ЦСКА, как никакая другая из знаменитых ко­манд, изведавшая годы выставочные и пропащие, сбе­регает свою напористую быстроту, прозрачность на­мерений. Одной линией можно прочертить через мно­жество сезонов облик тбилисского «Динамо», «Тор­педо», «Шахтера», «Зенита», «Арарата»... Это хорошо. Собственное лицо, узнаваемость выделяют команду, сближают ее со зрителями.

«Спартак» в довоенные годы отличался игрой му­жественной, волевой, в нем были подобраны люди крепкого сложения, надежные, он мог переиграть про­тивника, а мог и взять его измором, силой, натиском. Я допускаю, что московское «Динамо», основной его конкурент, игрою было тоньше, ловчее, хитрее, но это не давало превосходства: «Спартак» имел чем отве­тить, чем уравновесить. Его стихией была самоуверен­ность сильных людей, знающих, что они свое возьмут, когда захотят.

А после войны на спартаковское пепелище стали стекаться игроки совсем другого внешнего вида и дру­гих манер. Рязанцев, Дементьев, Сальников, Тимаков, Парамонов, Симонян, Нетто, попозже Ильин, Татушин, Исаев... В гвардейские полки их бы не отобрали: ни ростом, ни разворотом плеч они не вышли. Но все — технари. И спартаковский футбол круто переме­нился. Тогда и было положено начало той игре «Спар­така», которую мы знаем сегодня.

Возможно, это произошло само собой, без какой- либо программы. Но все-таки думаю, что к превраще­нию приложил руку Абрам Христофорович Дангулов, тренировавший «Спартак» пять лет, с 1949 по 1953 год. Перед ним открылась редкая возможность создать команду заново, ибо к приходу Дангулова не осталось никого из старых, стянулся народ молодой, новый, вот и затеялась совсем другая игра. И дело пошло: «Спар­так» при Дангулове выдвинулся в чемпионы, брал Кубок. Какие еще нужны аргументы?!

И мы, довоенные болельщики, какое-то время по­вздыхав о команде, где капитаном был Андрей Старо­стин, приняли этот «Спартак». Я имею в виду образ игры. Ну а то, что было нам особенно дорого — от­крытость характера, обязанность быть среди пер­вых,— осталось в целости и сохранности, передалось.

Так что спартаковская игра — легкая, рисованная, в которой полезная очевидность переплетена с необя­зательными затейливыми петлями,— появилась на свет в самом конце сороковых. И лишь немногие, из моего поколения, имеют право при случае обронить: «А помните, когда-то «Спартак» был совсем другой».

Дангулов-тренер обойден вниманием историогра­фов, фигура полузабытая. Наверное, и я ограничился бы предположением, что он повлиял на стилевое изме­нение «Спартака», и только. Но меня однажды свела с ним репортерская тропа.

Осенью 1953 года «Спартак» съездил в Польшу и Болгарию, сыграл удачно (из семи матчей выиграл шесть) — такие турне тогда ценились высоко, да к тому же «Спартак» был чемпионом. О матчах никто ничего не знал. Получил я в «Советском спорте» задание записать впечатления Дангулова. На мой телефонный звонок Дангулов ответил приглашением к нему домой. Я являюсь в назначенный час, вижу сервированный стол, хлопочущую возле него хозяйку, в голове мель­кает, что, должно быть, ждут гостей и я некстати. Но выясняется, что ждали меня, малоизвестного, начина­ющего репортера. Мы садимся втроем, я окружен доброжелательностью, мне улыбаются, меня потчуют, а я не могу решить, удобно ли вытащить из кармана блокнот. Абрам Христофорович, догадавшись о моем затруднении, предлагает:

— Если не возражаете, мы будем потихонечку раз­говаривать, и вы делайте свое дело.

Было ему тогда за пятьдесят, в моих глазах человек пожилой, кавказец, полуседой брюнет, глаза горячие. Футбольная тема его возбуждала, однако он, помня о цели моего визита, старался сам, без подсказок, выбирать то, что интересно для газеты, словом, рабо­тал со мной заодно, шел навстречу, чем и выражал свое гостеприимство и расположение. Задание оказа­лось легким и приятным.