Слово «успокаиваешься» меня совершенно расплавило. Полезно включать себя в культурный контекст. Пишешь – и хорошо. Но не говори, что мастер. Подмастерье. Даже подмастерье подмастерья…
Грубо говоря, сегодняшний период – проверка на вшивость. Когда разговоры о том, что не пускают, не дают, кончились. И возникает вопрос: а что ты можешь? И выясняется, что не больно густо. И начинаются, как говорит Никита Михалков, интеллектуальные мастурбации. Но когда за этим нет живой жизни никакой… Преломлять можно что угодно. Надо понять, что есть основа. От чего танцуешь…
Если завтра скажут помирать и спросят, в чем смысл – не отвечу. Может, если б мне было 300 лет, к третьей сотне коряво, но я бы ответил… Вот сижу, царапаю, никому сто лет не нужно, но это меня кормит…»
Кстати, из своих коллег-литераторов Филатов в основном читал книги… женщин-детективщиц, вроде Полины Дашковой, Александры Марининой, Ирины Малышевой. При этом объяснил свое увлечение следующим образом: «У этих женщин-писателей больше выдумки, изощренности, изящества. Я не могу сказать, что это литература, которая сшибает с ног… Просто тренирует башку…».
Что касается актерского и режиссерского поприща, то с ними Филатов расстался навсегда. Причем без особого сожаления. Как заявил он сам: «Я нисколько не жалею, что перестал быть артистом. У меня есть тоска по многофункциональной жизни, по движениям быстрым, контактам, к которым я привык. А профессии не жалко. Не будь этой беды, что со мной приключилась, если б я однажды решил уходить, – ушел бы не раздумывая…»
Тем временем большой кинематограф не забывает о Леониде Филатове. Правда, речь идет не об актерстве или режиссуре, а всего лишь о писательстве. В 2001 годув творческой судьбе Филатова случилось знаменательное событие – в первый (и увы, в последний раз при его жизни) чужими руками было экранизировано его произведение. Речь идет о самой известной литературной вещи Филатова – сказке «Про Федота-стрельца», которую решил перенести на большой экран ленинградский кинорежиссер Сергей Овчаров (автор «Небывальщины», «Барабаниады», «Оно» и «Левши»). Однако, сохранив название сказки, а также пригласив туда маститых исполнителей (Андрея Мягкова, который играл Царя, Владимира Гостюхина – исполнил роль Генерала, Ольгу Волкову – Бабы-яги, Виктора Сухорукова – То-чаво-на-свете-нет, а также молодого актера Константина Воробьева, сыгравшего Федота), Овчаров настолько осовременил это произведение, что из него не только выветрился чуть ли не весь его лукавый слог, но во многом и смысл. А вместо них режиссер привнес много своего. Как пишет критик Наталья Сиривли:
«Вышивая свои узоры по канве филатовской сказки, Овчаров увлекается, дает волю фантазии и создает другоепроизведение, в котором литературные достоинства «канвы» местами просто неразличимы, а там, где различимы, – мешают, отвлекают, сбивают с ритма. Принципы немого бурлеска и сугубо литературной пародии вступают в фильме в трудноразрешимый конфликт; комическая пантомима и декламация гасят, глушат друг друга, отнимая у действия большую часть энергии…»
Овчаров привнес в картину много отсебятины. Например, его Царь спит с нянькой (с этого эпизода и начинается картина), Фрол Фомич и Тит Кузьмич у него евреи в лапсердаках и с пейсами (ведь кто как не евреи могут все достать, причем достать быстро), То-чаво-на-свете-нет предстает в образе бритого на полголовы мужика разбойного вида, а сам Федот-стрелец какой-то вовсе не героический, а больше истерический (однажды даже пытается по ходу дела застрелиться). Кроме этого, у Овчарова многие сюжетные коллизии сказки изменены, а некоторые ходы и вовсе досочинены на потребу времени. Например, То-чаво-на-свете-нет в его интерпретации – это русская идея, о которой в начале ХХI тысячелетия заговорили с новой силой. Как пишет все та же Н. Сиривли:
«Эмоциональная доминанта этого разухабистого фольклорного повествования – самоирония и растерянность: все вокруг люди как люди, а русский человек вечно проносит ложку мимо рта. И ничто ему не впрок – ни сказочная упавшая с неба удача, ни почти чудом давшаяся свобода… Все, к чему он привык, – служить, чертыхаясь, развратной, беззубой власти. Избавившись же от нее, „Федот-стрелец, удалой молодец“ с удивлением взирает на изменившийся в результате сего стихийного катаклизма русский ландшафт. Но главное, ему хватает трезвости и широты никого при этом не винить, ни на кого не злиться и по-прежнему относиться к жизни с философской ухмылкой…»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу