Леонид Гроссман - Достоевский

Отсюда его культ русского искусства во всех его отраслях — от Аввакума до Льва Толстого, от Андрея Рублева до Репина и Крамского, от частушек и заплачек до Глинки и Серова, от кремлевских соборов до московских звонниц XVIII века. Все это раскрывало ему глубочайший источник его заветных раздумий — «море-океан земли русской, море необъятное и глубочайшее», великий народ в его духовных исканиях и творческих достижениях.

По-особому ценил и разрабатывал писатель-художник одно из величайших созданий своей нации — полнозвучный и всемогущий русский язык, принятый им непосредственно из уст деревенских женщин, от подмосковных кормилиц с их песнями и сказками. Отсюда возникли первоистоки его могучей речи, не признанной его современниками и только в наши дни получающей свою достойную оценку. Из самых глубин народного говора прорастала эта несравненная по выразительности и ударности художественная проза чуткого к музыке и стиху романиста, собиравшего всюду затерянный в массе русский фольклор, особенно в его песенной традиции. Об этих глубоких корнях литературного слога он вспоминал гораздо позже, когда свое горячее чувство любви к родной речи выразил в лаконичном и безбрежном афоризме: «Язык — народ».

Но он не замыкался в пределы своей страны от других наций. Европа, несомненно, была одним из сильнейших впечатлений его души, столь богатой сильными ощущениями. От его юношеских увлечений Шекспиром и Шиллером, Бальзаком и Гюго до его поздних интересов к Флоберу и Эмилю Золя (которого он одновременно отвергал и принимал) — Достоевский превосходно знал всех корифеев европейской литературы. В музеях Запада его поразили мастера итальянского Ренессанса, а Ганс Гольбейн-младший и Клод Лоррен вдохновили на великие искусствоведческие страницы «Идиота» и «Подростка». В Милане, Кёльне и Париже он был поражен образцами готического зодчества. Его преисполнил восхищением Бетховен. Так (всю жизнь действовал на Достоевского этот мир искусств, гак вдохновляла его эта «страна святых чудес», которой он воздает в своем последнем романе устами Ивана Карамазова такую пламенную хвалу.

Как и в русской культуре, Достоевскому всего дороже на Западе мир воплощенной и одухотворенной красоты, которую он не раз провозглашал основой всей человеческой жизни и деятельности («сама наука не простоит минуты без красоты!..»).

Мы видели, что мастер социального романа только раз в жизни приблизился к революции — это было в начале 1849 года. Раньше этого он страшился борьбы, позже навсегда отрекся от «теорий и утопий». Но Достоевский при этом не отрекся от гуманизма. Все его памфлеты на нигилистов заслоняет мудрое и чуткое сердце великого художника. Ему жаль этих смелых юношей и девушек, обрекающих себя на смерть. В «Бесах», как мы видели, он произносит этому самоотверженному поколению свое слово глубокого сочувствия: «Я объявляю торжественно, что дух жизни веет по-прежнему, и живая сила не иссякла в молодом поколении. Энтузиазм современной юности так же чист и светел, как и наших времен. Произошло лишь одно: перемещение целей, замещение одной красоты другой». Так Достоевский неожиданно признает революцию новой красотой для русского юношества. Об этих аргонавтах свободы прекрасно говорит любимейший из его героев — князь Мышкин. Он называет их «жаждущими и воспаленными Колумбовыми спутниками», вдохновенными и отважными открывателями нового мира.

Подведем итоги.

Сложным и противоречивым был творческий путь Достоевского. В его романах подчас находят образное выражение реакционные положения, но обычно они преодолеваются гениальным размахом кисти художника и его глубоким сочувствием человеческому страданию. Исключительное дарование помогло ему преодолеть многие спорные течения его философской и политической мысли. Своим замечательным искусством Достоевский сумел создать бессмертные типы, в ряду которых выдающееся место занимают раздавленные жертвы того режима, который под конец жизни отстаивал писатель: сибирские каторжники, нищие студенты, голодающие и «пьяненькие» чиновники, продающиеся девушки, все затравленные и отверженные беспощадным ходом развития капиталистического государства.

Достоевский дал незабываемые портреты и потрясающие драмы, проникнутые жгучим социальным протестом и по праву вошедшие в мировую литературу в качестве ее классических образцов. Этим он сохраняет свое значение и в наши дни. Мы ценим великого художника за его неустанное искание истины, за огромную силу его реалистического мастерства и более всего за созданные им бессмертные образы русских людей, получившие всемирное признание.