Дэвис Хантер - The Beatles

Однако нельзя представить себе, чтобы они снова начали вместе сочинять, а это, конечно, было бы самым важным. Уж слишком далеко все зашло. Они не стоят на месте. Пол и Джон стали совершенно разными людьми, и это не может не отразиться на музыкальном творчестве - их музыка, хорошо это или плохо, является выражением сущности двух непохожих личностей, их сути. Они не смогут вновь поймать то, что делали вместе, то, как они влияли друг на друга, то, как их таланты взаимосмешивались и накладывались друг на друга, производя на свет большее, нежели просто сумма слагаемых, если даже этими слагаемыми были таланты «Битлз». Нам придется удовлетвориться тем, что они создали как «Битлз». Я по-прежнему счастлив от того, что они сделали. Пусть они здравствуют вовеки.

Когда 8 декабря 1980 года скончался Джон Леннон, в мире не было уголка, куда бы не проникло это известие. Оно заняло первые полосы всей большой прессы. А ведь Джон всего лишь играл и пел. В это трудно было поверить. Кончина премьер-министра или даже римского папы выглядела по сравнению с этим как локальное событие, интересующее далеко не весь земной шар. За время своей жизни Джон Леннон на самом деле стал более известен, чем Иисус.

Одобряем мы такое внимание к факту смерти Леннона или недоумеваем, нам остается только одно - признать его. Феномен музыки убаюкал и усыпил нас. Феномен личности Леннона, оказавшийся в тени его музыки, стал для нас неожиданностью. Только его смерть заставила нас осознать, что он перерос свою музыку.

Существуют два Леннона: американский и британский. Собственно личность Леннона и все, что он хотел сказать, были идентичны, но воспринимались по-разному - каждая нация впитывала в себя нужное ей.

В Великобритании мы воспринимали его как часть уже ушедшего в прошлое общественного движения, не несущего в себе политического заряда, но полного радости. В США Леннон стал фигурой, которую осмысливали и с философской, и с политической точек зрения. Он захватил там духовное лидерство, символизировал образ жизни, владел умами и сердцами, даже когда его годами не слышали и не видели воочию.

Общим знаменателем стала его музыка, без которой не могло быть ни общественного, ни политического влияния. Не было бы и публики - без музыки. Все прочее оставалось побочным, частью того мира, в котором мы волею случая жили в тот момент. Сама музыка вызывала повсюду одно и то же чувство: радость.

В Великобритании появление «Битлз» воспринималось как рождение новой, волнующей и необычной, силы, как нашествие странных звуков с Севера, как голоса, сохранившие в среднеатлантическом окружении свой ливерпульский акцент рабочего класса. До появления «Битлз» поп-музыка в Англии была американской. Вытеснив ее, совершив переворот в британской поп-культуре, став событием чисто английским, «Битлз» выразили дух времени.

Вдруг в целом ряде областей - от моды до финансов, от фотографии до издательского дела - молодежи было позволено взять бразды правления в свои руки. Теперь командовали парадом те, о ком еще вчера говорили, будто у них не то происхождение, не те взгляды. Для многих «Битлз» стали источником вдохновения.

Они дарили нам не только вдохновение, но и новую культуру, новую одежду, новые прически, от которых они отказались к тому времени, когда им начала подражать вся страна. Аккуратненькие пиджаки и начесанные на лоб волосы вскоре уступили место кафтанам, бусам и талисманам, а также длинным спутанным волосам; все это прогрессировало по мере их приобщения к «власти цветов», наркотикам, мистицизму и восточной магии - или белиберды, в зависимости от точки зрения.

Новый сленг, новое отношение к власть имущим, исходившие от них, порождали новые идеи, будоражили, причем «Битлз» делали все это вполне осознанно и с юмором. Лучшими высказываниями Джона остались его экспромты, которыми он сыпал направо и налево. «Это был легендарный человек… во время обеда», - острил он сам о себе.

«Битлз» казались явлением местного значения, пока мир вдруг не очнулся и не обратил внимание на то, почти не веря своим глазам и ушам, что такая мощная жизненная сила, такая подлинная самобытность может прийти с этого подуставшего, старомодного, битого-перебитого, чопорного маленького острова. Для всего западного мира 60-е годы получили британский привкус, и это нас поражало. Мы издевались над журналом «Тайм», над его чересчур серьезными размышлениями о том, что весь наш остров «свингует», но ведь только сейчас, когда все это ушло, мы начинаем понимать: происходило нечто из ряда вон выходящее и отличное от всего прочего. В наши дни полной общественной и экономической тоски хорошо бы вернуть хоть частичку жизнерадостности 60-х годов.