Альберт Кессельринг - Люфтваффе - триумф и поражение. Воспоминания фельдмаршала Третьего рейха. 1933-1947

После этой потери я, как начальник воздушного командования, хотел компенсировать утраченное топливо из своих собственных резервов. Однако, несмотря на мои заверения, что я предоставлю в распоряжение войск 500 кубических метров высококачественного авиационного бензина, проблема горючего оставалась весьма острой – помимо всего прочего еще и потому, что обещанный мной бензин по совершенно не поддающимся моему пониманию причинам так и не был доставлен. Я принимаю на себя ответственность за это, хотя узнал об этом только после окончания войны. Тем не менее, я не думаю, что этот случай сыграл решающую роль. Тот факт, что все наши моторизованные силы до 6 сентября были задействованы в более или менее мобильных операциях, используя имевшееся у нас в то время горючее, является достаточно красноречивым доказательством того, что бензина вполне хватило бы для продолжения наступления – тем более что мы имели все основания предполагать, что, как это уже бывало раньше, наши запасы горючего удастся пополнить за счет трофейного. Наше поражение скорее можно объяснить действием факторов, имевших отношение к психологии. В то время я был убежден, что подобное сражение не представляло бы никакой проблемы для «прежнего» Роммеля. Если бы он не испытывал недомогания, ставшего результатом долгого непрерывного руководства боевыми действиями в Африке, он ни за что не отдал бы приказ к отходу в тот момент, когда уже полностью окружил противника и за счет искусного маневрирования добился преимущества над британцами, оказавшимися на рубеже «последней надежды», как его тогда называли. Сегодня я знаю, что войска Роммеля, получив от него приказ отходить, не могли поверить в происходящее.

Роммель, как всегда, находился на передовой, на том самом фланге, где разворачивались главные события. В первые несколько часов продвижение вперед было не таким быстрым, как мы ожидали, из-за того, что на нашем пути оказались установленные противником плотные минные поля. Кроме того, непрерывные и удивительно эффективные действия военно-воздушных сил британцев привели к потерям с нашей стороны и оказывали сильный беспокоящий эффект. Все это заставило Роммеля прекратить наступление между 6 и 7 часами утра. После некоторого раздумья, прежде чем в дело успел вмешаться я, он еще до полудня отдал приказ возобновить наступательные действия. Разумеется, трудно сказать, чем бы закончилось наступление, если бы оно было непрерывным. Ясно, однако, одно – победа Роммеля была близка, а перерыв в продвижении вперед предоставил в распоряжение противника лазейку и соответственно сократил шансы на успех танковой армии.

Наличие плотных минных полей в этой части фронта свидетельствовало о том, что Монтгомери все же ждал от Роммеля удара со стороны пустыни. Предположения британцев на этот счет подкреплялись тем фактом, что территории, примыкавшие к немецким оборонительным порядкам в центре и на левом фланге, были щедро заминированы. Это говорило о том, что наступление в этих зонах маловероятно. Соответственно, нашей обороне, что совершенно очевидно, необходимо было сосредоточить основные силы против левого фланга британцев. Британские саперы дали 8-й армии время, необходимое для принятия контрмер, и способствовали тому, что наступающие германские части скопились в узком коридоре и стали хорошей целью для британских ВВС. Если бы мы, несмотря на все это – я сейчас не говорю о том, правильно бы это было или нет, – продолжали наступать, эту горловину следовало бы пройти одним броском, чтобы окончательно развернуться в боевые порядки в менее опасной зоне и избежать ударов с воздуха. В рядах наших войск отсутствовала твердая решимость продолжать начатое дело; в такой ситуации, учитывая, что мы полностью осознавали всю рискованность своих действий, наступление вообще не надо было начинать.

То, что в принципе операция могла закончиться успешно, лучше всего видно из того, как Монтгомери оценивал перспективы германского наступления в августе 1942 года. Когда наступление провалилось, я понял, что судьба кампании в Северной Африке решена. Я больше не видел никаких решений, которые могли бы серьезно изменить положение, – мы еще могли в течение какого-то времени удерживать позиции в Африке в сравнительно небольшом районе, но не более того. С этого момента я заботился только о том, чтобы закрепиться на позициях и как можно дольше не давать войскам противника, задействованным на Южном фронте, вмешаться в ход событий, происходящих на Европейском театре военных действий.