Юрий Соболев - Чехов

Сказать, что у Павла Егоровича Чехова «магазин» — значило бы приписать его бакалее черты, которых вовсе у нее не было. Павел Егорович Чехов жил в доме Моисеева на углу Монастырской улицы и Ярмарочного переулка — почти на краю города, в двухэтажном доме. Внизу «магазин» и тут же кухня, столовая, еще две комнаты, наверху расположилось все семейство и жильцы. А вывеска обозначала:

Чай, сахар, кофе, мыло, колбаса и другие колониальные товары.

Список этих «других» товаров был разнообразен: сальные и стеариновые свечи, сельди, корица, деревянное масло, гвоздика, веники, соль, жестянки для керосина, лавровый лист, конверты, макароны, лимоны, керосин, маслины, французские булки, вакса; перочинные ножи, нитки, пуговицы, ламповые стекла; крупа, пшено, касторка, духи, помада, александрийский лист, гребешки, подсолнечное масло, мятные пряники, галеты, перец, чернила, ножницы, шафран; камфора и столько еще разных разностей, что всего не перечислить. И каждого товара — на несколько рублей. Дневной оборот ничтожный, грошевый. А заняты торговлей и сам Павел Егорович, и «два мальчика» — Андрюшка и Гаврюшка, и старшие дети — Александр, Николай и Антон. Эти дежурят по очереди, в отсутствие отца заменяя «хозяйский глаз».

Павел Егорович Чехов коммерсант, но в душе он художник. Играет на скрипке, пишет красками. Главная же его страсть — церковное пение. Он регент соборного хора. Хор поет только нотное и так затягивает службы, что вызывает ропот возмущения среди прихожан. Кажется, это было поводом к его ссоре с причтом. Из собора пришлось уйти и набрать новый хор. Он составился из кузнецов. Трудно досталось беднягам. Нелегко им было научиться читать ноты. И всеж-таки добился Павел Егорович того, что его хор стали приглашать то в одну, то в другую церковь. Он был тщеславен, как истинный артист, и добивался получать приглашения от богатых греков на их церковные торжества. Здесь «угощал» он хозяев искусством своих певцов.

Партии дискантов исполняли маленькие его сыновья. С этого началось их религиозное воспитание. Когда Антон и два младших его брата — Иван и Михаил — пели среди церкви трио «Да исправится…» или же «Архангельский глас», на них все смотрели с умилением, а маленькие певцы в то же время чувствовали себя маленькими каторжниками. И вообще, особенность семьи Чехова составляло церковное пение и домашние богослужения. Всей семьей по субботам шли ко всенощной, а, возвратившись, пели и у себя дома каноны. Утром к ранней обедне, от обедни домой — и снова хором акафисты. Маленький Антон читал кафизмы в церкви, помогал в алтаре, звонил на колокольне.

Павел Егорович не прощал отступлений от заведенных правил, касающихся посещения церкви и домашнего богомолия. Он был начитан в библии и считал себя знатоком всех церковных обрядов. Деяния апостолов и жития святых были его неизменными книгами, множество цитат из которых знал он наизусть.

И в доме дяди Митрофана — те же порядки, тот же религиозный дух. Там попы, монахи и обязательное целование их рук.

А сколько мучений доставляла лавка! Впрочем, маленький Антоша проявлял некоторые способности к торговле: он великолепно щелкал на счетах и Павлу Егоровичу казалось, что сын «станет человеком» — пойдет по коммерческой части. И не потому ли вместо того, чтобы отдать Антона в гимназию, его поместили в греческую школу некоего Вуцины? Это посоветовали Павлу Егоровичу знакомые греки. Павел Егорович поверил им, что только греческая школа откроет сыновьям путь к богатству. И вот Николай и Антоша в обучении у грека.

А. П. Чехов

В школе было пять классов и все они помещались в одной комнате. В ней было расставлено пять рядов парт и каждый ряд — целый класс. В первом проходили азбуку и письмо, а в пятом — изучали греческий синтаксис и греческую историю.

На передних партах сидели ребятишки шести-семи лет, а в последнем ряду восседали великовозрастные парни, лет восемнадцати-девятнадцати, с усами.

В греческой школе бывал Антоша свидетелем жестоких расправ Вуцины с нерадивыми учениками. Гимназический товарищ Антоши вспоминает, как изводили Вуцину уличные ребята. Мальчуганы во время урока подходили гурьбой к открытому окну и хором, кто во что горазд, во все горло орали песенку бог весть кем сложенную: