Наша исполнительская дисциплина вначале заметно хромала. Но к концу войны, думаю, мы уже не уступали в этом немцам, по праву славящимся своей организованностью и пунктуальностью. Причем, что немаловажно, этого удалось добиться скорее благодаря умению и добросовестности исполнителей, чем за счет чрезмерного обилия контролеров, зачастую мешающих делу. Как жаль, что не сохранились те навыки высокой организованности, что мы приобрели на войне!
Оружие. В начале войны у немцев был явный перевес. Мы проигрывали как в количестве, так и в качестве оружия. Сколько на наших глазах сгорело танков, разбилось самолетов! Автоматов, основного оружия ближнего боя, практически вообще не было. К середине войны, удалось добиться, во всяком случае можно сказать, паритета. А в авиации несомненного превосходства. Оснащенность же артиллерией и ее тактико-технические свойства у нас и у немцев с самого начала были примерно одинаковы. Даже номенклатуры калибров орудий и минометов существенно не различались. И реактивная артиллерия была как с той, так и с другой стороны. На наши «катюши» у них были свои, как мы их прозвали, «ванюши» — шестиствольные минометы, а также другие ракетные системы. По эффективности же использования артиллерийских средств и умению их применять мы почти с самого начала мало отличались от немцев, имевших за плечами богатый практический опыт. Во всяком случае, так мы считали и, кстати, находили подтверждение в первых же немецких листовках: «Смерть жидам, коммунистам, морякам и артиллеристам!». Что касается первых двух, то это был их дежурный девиз. Моряки же (морские пехотинцы) с самого начала показали себя весьма стойкими в бою. А артиллерия уже тогда наносила немцам ощутимый урон. К концу войны мы явно превосходили противника почти по всем статьям. Конечно, открытие второго фронта несколько ускорило развязку. Но основная тяжесть выпала на нас. И наша победа была закономерной.
И последнее, что я хочу сказать. Мы все сражались за одно общее дело, за нашу единую социалистическую Родину, над которой нависла страшная угроза. В начале войны мне довелось прочесть письмо одного немецкого офицера домой. Автор в нем сообщал, что его очень интересует судьба, как он выразился, «лоскутной империи» на востоке. Гитлер правильно считает, писал он далее, что это искусственное образование непрочно. Только тронь — развалится на куски. И нетрудно будет устанавливать свой «новый порядок», где для нас, как можно было понимать, в лучшем случае была бы уготована участь людей второго сорта. Тогда не вышло! А теперь, спустя 50 лет, сделано то, чего не смог добиться Гитлер. Страна рассечена на части. Соратники, с кем вместе сражались, оказываются уже чужестранцами. И «новый порядок» устанавливается, в котором большинство честных, добросовестных тружеников фактически обречены на положение людей второго сорта. Тяжело сознавать, что утрачено многое из того, во имя чего мы прошли те испытания, отдали жизни свыше 20 миллионов наших людей.
30.06.42
Ты просишь описать мой «великий поход». В письмах этого не сделаешь. Сообщу только основные пункты маршрута: Кишинев, Тирасполь, Николаев, Херсон, Мелитополь, Бердянск, Мариуполь, Таганрог, Ростов, Шахты, Новочеркасск, снова Ростов и затем бесчисленное количество мелких донецких городов уже в наступлении, и все это — с боями. Первое время смотрел на происходящее какими-то чужими глазами, как смотришь в кино картину из военной жизни с бесконечными взрывами, грохотом, криками «ура», колючей проволокой и прочими атрибутами. Действительная война оказалась похожей на кино, только крови в ней слишком много. Погибли оба моих фронтовых друга, те, которые вместе со мною прибыли из Днепропетровска. <���… >
Ночи обычно провожу под открытым небом, ложусь здесь же, возле НП, вдыхаю чудесные, душистые запахи поля, любуюсь луной и пытаюсь восстановить в памяти свои астрономические познания. Правда, последнее мне не удается. Я обычно засыпаю, так и не разыскав нужную мне звезду. Вообще я обнаружил, что всякие научные познания гораздо легче потерять, чем приобрести. Мне теперь, например, кажется, что я позабыл 99 % всех формул, которые прежде крепко сидели у меня в голове. И нельзя сказать, чтобы я был очень расстроен этим. Мне хотелось бы, чтобы вернулась прежняя жизнь, чтобы снова все было по-старому, но я знаю, что это невозможно. Даже если я и доживу до конца войны, то все равно слишком много изменений произошло и во мне, и вокруг меня.
Читать дальше