Артур Прокопчук - ГРУЗИНСКАЯ РАПСОДИЯ in blue

"Среди населения, главным образом в Праге, Братиславе и других крупных городах, проявлялось недовольство происходящим. Протест общественности выражался в сооружении баррикад на пути продвижения танковых колонн, действиях подпольных радиостанций, распространении листовок и обращений к чехословацкому населению и военнослужащим стран-союзниц. В отдельных случаях имели место вооруженные нападения на военнослужащих введенного в ЧССР контингента войск, забрасывание танков и прочей бронетехники бутылками с горючей смесью, попытки вывести из строя средства связи и транспорт, уничтожение памятников советским воинам в городах и селах Чехословакии"….

"21 августа группа стран (США, Англия, Франция, Канада, Дания и Парагвай) выступила в Совете Безопасности ООН с требованием вынести "чехословацкий вопрос" на заседание Генеральной Ассамблеи ООН, добиваясь решения о немедленном выводе войск стран Варшавского Договора. Представители Венгрии и СССР проголосовали против. С осуждением военного вмешательства пяти государств выступили правительства стран социалистической ориентации — Югославии, Албании, Румынии, Китая.

В феврале 1990 г. было подписано соглашение о полном выводе из Чехословакии советских войск, который завершился в конце июня 1991 года".(полный текст в Приложении 7, " Ввод советских войск и войск стран ОВД в Чехословакию").

Цинизм, с которым было совершено злодеяние против маленького народа, до сих пор при чтении этих строк вызывает только брезгливость.

Можно было бы не поминать эти события давнего времени, но у меня до сих пор в памяти стоят те дни, та подавленность и уныние в нашем институте, почти могильная тишина в коридорах и взрывы бессильного протеста в "закрытых" лабораториях.

Разгром Советским Союзом "Пражской весны" сопровождался торжеством властей по поводу окончательного "замораживания оттепели". И в Тбилиси и в Минске отношение к этим событиям среди интеллигенции, исчезающей даже на периферии, среди моих знакомых, сверстников, людей "моего круга", было идентичным. Только "истовые ленинцы", в основном, те кто делали себе карьеру и продвигались или думали, что продвигаются наверх, после выражения полной лояльности партийным верхам, только "примкнувшие" и плотной толпой окружившие пъедестал руководства, допущенные к "кормушке", высказывали "полный одобрямс". Мне пришлось разругаться даже с одним моим близким родственником по этому поводу, но он собирался в заграничную командировку, ему надо было пройти "парткомиссию" и получить заветную характеристику, подписанную "тройкой". Я все понял и через год его простил.

Те немногочисленные акты протеста, связанные, например, с "делом Галанского и др.", которые состоялись в протестной среде, не имели своего освещения в прессе, тщательно замалчивались или, как в случае с акциями в Новосибирске и Академгородке под лозунгами "Свободу социалистической Чехословакии!", получали в газетах "должное осуждение общественности".

Многих студентов, участников таких акций, тогда отчислили из университетов, институтов. Но, как обычно на Руси, "народ безмолвствовал…".

В Москве 25 августа на Красной площади восемь человек выступили с протестом против ввода войск в Прагу, в руках они держали плакаты — "За нашу и вашу свободу", "Долой оккупантов". За пять минут протеста, большего им не дали сделать наши славные "органы", участники получили тюремные сроки от 3 до 5 лет.

Среди них был Вадим Делоне — потомок последнего коменданта Бастилии и бывший студент Новосибирского университета. Воистину — "Неисповедимы пути господни!".

Наступало время застоя, о котором сейчас вспоминают в радужных цветах, а в то время сворачивалось даже робкое движение в сторону демократии, душилось любое проявления инакомыслия. Советская власть изобрела "новое слово" в борьбе с неугодными ей — психушки и уголовные процессы, до которых не додумались даже такие "столпы советского правосудия", как "Ягуарыч" Вышинский. Искусство стало уходить в подвалы, а острые политические вопросы обсуждались на кухнях.

Генерал-майор, начальник кафедры военной кибернетики Военной академии имени М. В. Фрунзе, Петр Григорьевич Григоренко шесть лет провел в психбольницах на принудительном "лечении" за свои убеждения, с диагнозом "паранойя с наличием идей реформаторства". В результате его искренней и честной позиции ему пришлось после всех отсидок, допросов, лагерей и "психушек", после всех его мытарств покинуть родину. Зато появилась правдивая книга "В подполье можно встретить только крыс". Книга об армии, ее "успехах на Дальнем востоке", готовности родины к "Великой отечественной", о правящей в СССР партийной бюрократии, преследующей корыстные интересы. Он называл этот новый номенклатурный класс "крысиной напастью". И определил задачи защитников прав человека в СССР — бороться с этой напастью, мешающей народу строить коммунизм. За что и подвергся всем мыслимым и немыслимым формам уничтожения личности, разработанным в СССР за долгие годы "большевизма".