Артур Прокопчук - ГРУЗИНСКАЯ РАПСОДИЯ in blue

Ходьба сама задавала ритм, ноги, мне иногда казалось, отрывались от земли, несмотря на тяжесть рюкзака, мы шли, автоматически отмечая неровности тропы, почти не оглядываясь на первозданную красоту этого безлюдного края. Прошли мимо срезанного, видимо, зимней, снежной лавиной, леса, от которого остались лишь пеньки, да немногие поваленные деревья, выскочили на плато, потом опять прижались к склону и вдруг из-за очередного поворота показались черные китайские пагоды. Это были невысокие башни, сложенные из серого камня, с плоскими крышами из черных сланцевых плит, зависающими над прямыми стенами без окон. Мы постояли несколько минут, любуясь этим зрелищем. Подошли ближе — к некоторым башням примыкали такие же хижины, крыши одних переходили ступеньками в крыши других, один тушинец задумчиво и спокойно стоял у входа в свой дом и смотрел мимо нас. Алик, как знаток языка, подошел к нему, переговорил с ним и выяснил, что название этого села Чешо. Мы сверились с картой — совпадало — и двинулись дальше, не теряя темпа.

Идти стало немного труднее, начинался очередной, довольно крутой и длинный подъем по узкой тропе и дорога резко повернула на юг, солнце стало слепить глаза. Через час ходьбы дорога опять развернула нас в западном направлении — мы успокоились и пошли своим, уже привычным шагом.

Еще через час нашего движения по подъему мы вдруг обнаружили перед собой на фоне темно-голубого неба, метрах в ста от нас, заснеженную в нескольких местах седловину. "Козья" тропа разделялась на две и, как назло, в этом месте на карте был излом, черточки рисунка были стерты, надо было решать, по какой из троп идти дальше. Бросили жребий, выбрали поворот налево и через часа полтора вышли на террасу, венчающую "седло", а глянув с нее, увидели обрывающийся круто вниз, метров на сто, склон из сланцевой осыпи, а под ним цирк, внутри которого темнело небольшое плато.

Долгий подъем сюда, а тем более возвращение к развилку, не вызывали у нас особой радости, но и спуск по ту сторону водораздельного хребта уже не казался нам легким. Это была граница двух высокогорных районов, как нам представилось при разглядывании старой карты, и нам надо было войти в новый ареал сегодня. До темноты оставалось пару часов. Алик достал из рюкзака два мотка веревок метров по двадцать и, поучая меня, как его страховать, сделал пробный спуск на всю длину веревки. Снизу было легче определить наилучший путь для спуска. Поднявшись снова ко мне, он выбрал место, где можно было надежно закрепить трос, и начал опускать рюкзаки, потом меня, а потом и сам спустился на первый, довольно широкий карниз.

Чтобы не задерживаться на описании всего зрелища, скажу только, что когда мы спустились на эти злосчастные сто метров, прошло больше часа, голубизна неба сменилась темной синевой. Стало быстро темнеть, и в этих потемках палатку мы поставили на какой-то косо наклоненной, но гладкой плите, размером с автобус, возвышающейся над плато, сложенном из плит темно-серого, почти черного сланца. Это было несколько необычное, но показавшееся нам безопасным, место для раскладывания палатки и ночевки.

Бог не дал нам пропасть, мы еле успели развернуть палатку, как разразился очередной ливень с грозой, и по пузырящимся под натиском ветра стенкам, со всех сторон, время от времени барабанили мелкие камни, а удары грома, как литавры, прерывали все мелкие шумы. Во всю ширину плато, со всех отвесных стен цирка хлынула вода, она образовала мощный поток, который сносил, увлекал за собой камни, валуны, стремнина потока набирала силу, а звук низвергающейся по расселинам хребта воды стал напоминать рев реактивных двигателей ТУ-104, с которым мы познакомились на недавно открывшихся рейсах Тбилиси-Москва.

Оставалось плотней закрыться и попытаться заснуть, но это нам плохо удавалось — мы понимали, что если вода еще немного поднимется, нас смоет вместе с палаткой. Высовываться наружу для осмотра происходящего не имело смысла. К рассвету все стихло, мы задремали, а придя в себя, откинув дверцу палатки, глянули на обновленный после ночной грозы мир и "возрадовались". Да, эта косая плита, смытая или сброшенная когда-то снежной лавиной на середину нашего цирка, окружающего небольшое плато, была единственным местом, куда даже тот ночной поток не смог бы добраться.

Мы оглянулись на седловину, с которой вчера спустились — она за одну ночь украсилась снегом и сверкала в утренних лучах, как корона, венчающая перевал. С места нашей ночевки, с промытого грозой, блестящего в косых лучах солнца, плато, видна была покрытая ледниками Тебулос-мта (груз."мта" — гора) — высшая точка Восточного Кавказа, отмеченная на карте, как вершина с высотой в 4490 метров. Обрывистые стены цирка из множества сланцевых гребней близко подступали к самому плато, напоминали острые спинные плавники сотен игуан и враждебно топорщились вокруг нас. Надо было уходить из этой мрачной красоты черно-коричневых, выросших из преисподней скал.