Дамоклов меч нависал также над Горчаковым и Д. А. Милютиным. Как и Рейтерну, им удалось удержаться на своих постах, однако искусственная изоляция сделала их участие в государственных делах гораздо менее заметным.
О том, что происходило в тот период в окружении императора, можно прочитать в дневнике Милютина: «Все делается под исключительным влиянием графа Шувалова, который запугал государя ежедневными своими докладами о страшных опасностях, которым будто бы подвергаются и государство, и лично сам государь. Вся сила Шувалова опирается на это пугало. Под предлогом охранения личности государя и монархии гр. Шувалов вмешивается во все дела, и по его наушничеству решаются все вопросы. Он окружил государя своими людьми; все новые назначения делаются по его указаниям. Таким образом, уже теперь в Комитете министров большинство членов действуют всегда заодно с гр. Шуваловым, как оркестр по знаку капельмейстера…
…Вот та среда, в которой обречен я действовать. Есть ли возможность одному бороться против целой могущественной шайки? Какое поразительное и прискорбное сравнение с той обстановкой, при которой вступил я в состав высшего правительства 13 лет тому назад! Тогда все стремилось вперед, теперь все тянет назад. Тогда государь сочувствовал прогрессу, сам двигал вперед; теперь он потерял доверие ко всему, им же созданному, ко всему, окружающему его, даже к себе самому. При таком положении дел возможно ли мне одному устоять на обломках кораблекрушения и не будет ли извинительно, если я решусь сложить с себя оружие?..» [103] Милютин Д. Л. Дневник. Т. 1. С. 119–120.
Реформаторам той поры сполна пришлось испить чашу разочарований и горечи, и особенно это проявлялось в кризисные моменты истории.
И Горчаков, и Милютин, и Валуев, как и другие члены правительственного кабинета Александра II, были если не единомышленниками, то «попутчиками», деятелями либерально-демократического толка, носителями «западнических» взглядов на переустройство России. Отличия в их взглядах не носили принципиального характера, но в том, что касалось борьбы за лидерство, за ведомственные приоритеты, они, как и всякие политики, были соперниками. Эти особенности политической жизни обретали на русской почве весьма жесткие формы, нанося ущерб и самим политикам, и государству в целом.
Надо отметить, жили реформаторы того времени в атмосфере, весьма далекой от всеобщего обожания и поклонения. О них судачили в светских салонах, они подвергались газетной травле, о них распускали всевозможные слухи, им пророчили скорый конец, их предавали и поносили. Так, например, каких только разговоров не ходило о великом князе Константине, родном брате императора (он был младше Александра II на десять лет). Его обвиняли во всех мыслимых и немыслимых грехах, прилагали немалые усилия к тому, чтобы поссорить его с Александром II, распуская слухи о том, что «всеми единодушно презираемый брат великий князь» вот-вот отстранит государя от власти. Ему приписывалось намерение провозгласить себя Константином II. И остальные реформаторы не избегли участи быть оклеветанными. К тому же это были люди разного возраста и склада характера, титулованные и без титулов, неодинаково одаренные, по-разному образованные. Им были свойственны ведомственный патриотизм и клановые пристрастия, многие были психологически несовместимы друг с другом. Не всем им удавалось в полной мере быть убедительными в трудных условиях борьбы у трона.
И все же достоинств у них было гораздо больше. Проявлялось это не только в их по-новому государственном мышлении, но и в высоконравственном служении делу. Некоторые из них обладали достаточно редким качеством — гражданским мужеством, имея смелость восставать против корысти и приспособленчества, поспешных выводов, необдуманных решений.
Тот же Дмитрий Милютин, иронически относившийся к «старческим причудам Рюрикова потомка», с почтительным уважением описывает в своем дневнике эпизоды решительного противодействия, какое оказывал Горчаков попыткам урвать кусок от государственного пирога. Так поступали иногда члены императорской семьи, великие князья. Они при первой возможности стремились использовать свое положение, особенно когда речь заходила о передаче государственной собственности в частные руки, о распределении концессий, направлении средств на строительство железных дорог. Горчаков, не считаясь ни с чем, напрямую обращался к императору с протестом.
Читать дальше