Юрий Погосов - Мелья

На манифестацию явились государственные служащие, которых обязали дефилировать под угрозой увольнения, учащиеся государственных школ и училищ и, разумеется, солдаты и полицейские. Впереди шли сам президент республики Сайяс и и тот, кому он должен был через два месяца передать власть, — Мачадо. Так началась демонстрация «официального патриотизма, — как писала газета «Эль Эральдо», — в которой не участвовал народ. Это была машина без души».

Всех тех, кто подписал студенческий манифест, президент приказал отдать под суд, но студентов это не испугало, и они также вышли на улицы. У памятника Расстрелянным студентам (в 1871 г., испанскими колонизаторами) возник импровизированный митинг, но полиция разогнала студентов, тогда они отправились на площадь Сервантеса, где к ним присоединились рабочие и другие горожане. И снова возник митинг. Хулио Антонио не успел закончить свое выступление, как снова появилась полиция и он был схвачен и вместе с другими ораторами отправлен в полицейский участок. Там им предъявили обвинение в нанесении оскорбления власти и дипломатическим представителям иностранного государства, но после бурного допроса все были отпущены под залог до судебного разбирательства.

Зал суда был переполнен студентами. Несмотря на требования прокурора осудить обвиняемых на 180 дней каждого, судья ограничился штрафом в 25 песо с обвиняемого. Но Хулио Антонио наотрез отказался платить штраф.

— Я предпочитаю тюрьму. Не хочу, чтобы на мои деньги содержали паразитов! — выкрикнул он и под ликующие возгласы товарищей вышел из суда.

Более тысячи студентов собралось на улице. Мелью подняли на руки и так несли целый квартал, пока не остановились на углу Беласкоин и Монте. Здесь Хулио Антонио, взобравшись на тумбу чистильщика обуви, произнес речь. Этот импровизированный митинг превратился в демонстрацию, в которую влились горожане. Колонна пошла по улицам, до Центрального парка, где высится монумент Хосе Марти, а оттуда к президентскому дворцу, где возводили памятник, который должен был прославить в веках Сайяса. Здесь снова попытались провести митинг, но полиция набросилась на демонстрантов. Произошло побоище, которое было описано газетой «Эль Эральдо» вот так:

«Картина была жестокой, страшной и печальной, какой не видели на Кубе с 1871 года. Преследуемые, словно звери на охоте, избиваемые, с кровоточащими ранами, молодые люди были отправлены одни в полицейские участки, а другие, у кого были тяжелые ранения, в больницы…»

Но официальная версия приобрела несколько неожиданную окраску, из которой выходило, что «бедные» полицейские чуть не стали жертвой студенческих страстей.

Так по крайней мере 21 марта 1925 года доносил полицейский офицер своему начальству:

«Сеньор!

Имею честь доложить Вам, что сегодня было заведено дело на случай с публичными беспорядками.

В полдень группа студентов направилась в строящийся парк, что напротив Президентского дворца, и там некий Хулио А. Мелья и его товарищи-студенты попытались вопреки приказам и распоряжениям полицейских провести митинг. Они стали выкрикивать оскорбления в адрес достопочтенного Сеньора Президента Республики. А полицейские, которые старались разогнать студентов, стали объектом нападения с их стороны, в результате чего возникли беспорядки и несколько студентов и полицейских были ранены».

Хулио Антонио получил сильный удар в голову, пострадал и его брат Сесилио. Оба были отведены в ближайшую амбулаторию, где им сделали перевязки.

Всеобщее возмущение захлестнуло столицу. Такого давно не видывали в Гаване. Неприкрытое унижение перед Соединенными Штатами, которое продемонстрировали Сайяс и его правительство, больно ранило национальное сознание каждого честного кубинца.

На следующее утро Хулио Антонио проснулся со страшной головной болью. Болели руки, на груди и спине огромные синяки. Но, несмотря на это, он собрался в университет. Никакие уговоры Оливин не помогли. И он, провожаемый ее сердитым взглядом, ушел из дома. В университет собрались репортеры некоторых центральных газет, которым он заявил:

— Народ Кубы, видимо, понял вчера утром смысл нашей социальной системы, которая стремится обращаться с гражданами как с рабами или рабочим скотом. Правительства позволяют народу все, кроме протеста. Вчера нас штрафовали, а позже не позволили свободно выразить наши мысли.

Правительство Сайяса хвастается «нашей свободой», но, когда новое поколение протестует, его избивают в том самом парке, где президент собирается увековечить четыре года своего никудышного правления.