Адольф Галланд - ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ. НЕМЕЦКИЕ ИСТРЕБИТЕЛИ НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ 1941-1945

Побывав в зоне боевых действий, я был не в силах более оставаться на спокойной обслуживающей работе под Авилой. Более того, меня охватил страх, что гражданская война в Испании завершится прежде, чем я побываю в настоящих боях. Правда, одно казалось несомненным — война собиралась длиться еще очень долго. Тем не менее для немецких добровольцев было нормальным явлением через шесть — десять месяцев возвращаться домой, а у меня половина данного срока уже миновала.

Но в конце концов мои настойчивые просьбы принесли свои плоды. Меня назначили командиром третьей эскадрильи "Микки-Маус", прозванной так из-за своей эмблемы. Двумя другими эскадрильями командовали лейтенанты Лютов и Шлихтинг, чьими эмблемами являлись соответственно марабу и цилиндр. По установленному со времен Первой мировой войны обычаю, в соответствии с положением дел истребители применялись либо для воздушных боев, либо для бомбардировки наземных объектов. Четкое различие между истребителями и ударными самолетами обозначилось в результате опыта, приобретенного на протяжении второй половины войны в Испании, причем это развитие как раз началось в то время, когда меня поставили во главе эскадрильи "Микки-Маус", единственной из трех, имевшей на вооружении устаревшие "Не-51", две другие уже пересели на "Ме-109". Последние были в основном предназначены для боев с многочисленными истребителями республиканцев "кертисс" и "рата", с которыми они воевали либо как одинокие волки, либо в виде сопровождения соединений бомбардировщиков. Безусловно, по своим качествам "Ме-109" превосходили истребители противника, а поэтому наши летчики, летавшие на них, сбивали очень много вражеских самолетов. Рекорд по сбитым самолетам долго удерживал лейтенант Хардер, до тех пор пока его в конечном счете не обошел Мельдерс.

С другой стороны, "Не-51" был явно хуже по своим возможностям, чем самолеты "кертисс" и "рата". Он уступал им в скорости, в вооружении, а также в маневренности и скороподъемности, то есть все его характеристики были ниже того качественного уровня, который свойствен самолету-истребителю. Вот почему мы насколько это было возможно, избегали воздушных стычек с самолетами противника, а больше уделяли внимание наземным целям. С летной точки зрения это было прискорбно, так как, в конце концов, именно воздушный бой служит наилучшим подтверждением способностей и мастерства летчика-истребителя. Мы прозвали себя иронически — "узкоколейные истребители". При выполнении приказов у нас на душе оставался осадок, вроде того, что мы браконьеры, которые не используют достойно свое оружие, как это делают настоящие охотники.

Тем не менее не всегда удавалось избежать столкновений с истребителями "кертисс" и "рата", причем каждый раз это вызывало тревогу. Однажды, когда мы атаковали вражеские колонны в непосредственной близости от аэродрома Льянес, который все еще находился в руках у красных, мы слишком поздно заметили самолеты "кертисс", которые взлетели оттуда с намерением перехватить нас. Они собирались разгромить нас наголову. Вместо того чтобы образовать надежный и проверенный оборонительный круг, мои летчики бросились убегать каждый в отдельности сквозь узкие долины Астурийской возвышенности. Надвигалась беда. У меня самого на хвосте висели два "кертисса", и скоро на одном из холмов я заметил поднимавшиеся к небу черные клубы дыма от сбитого самолета.

По возвращении на базу у меня было отвратительное настроение. Естественно, мы были не в полном составе. Созвав всех пилотов вместе, я стал им говорить все, что о них думал, и все еще продолжал говорить, когда приземлился один из пропавших самолетов. Это был лейтенант Нойманн. Он подошел к нашему кружку в тот момент, когда я еще не прекратил потока своих замечаний, и попросил разрешения доложить, чем еще сильнее рассердил меня. "Это никуда не годится", — продолжал я. И снова Нойманн попытался сделать свое сообщение Но только после того, как я выпустил пар, я разрешил ему говорить. В нескольких словах он доложил, что сбил "кертисс", который разбился прямо на аэродроме Льянес. Это был тот самый горевший самолет, который я видел и принял за один из наших.

Мы оказывали поддержку и помощь пехоте националистов и в результате снискали себе популярность среди них. Задача певцов, или трубадуров, так они нас называли, состояла в следующем, защищать пехоту с воздуха, препятствовать неприятельским перемещениям, подавлять огонь артиллерии, мешать переброскам вражеских резервов и расстраивать любые возможные контрнаступления. Поддержка немецких истребителей стала существенной необходимостью при проведении националистами любой военной операции.