Владислав Корякин: Русанов

Другой составляющей комплекса проблем для Русанова стала разработка перспектив развития Северного морского пути. Ведь добытые в Арктике ресурсы и сырье надо было еще вывозить самым дешевым морским транспортом. Он правильно сообразил, что полярник без моря — это не полярник, поскольку Арктика — это прежде всего ледовитые океанские акватории с присущей только им спецификой. Эту особенность арены будущей деятельности герой книги не только воспринял в самом начале своей арктической карьеры, но и усваивал в процессе экспедиционной работы, осмысливая и развивая ее на будущее. То, что ему это удалось — лишь подтверждение его незаурядности. В сочетании этих двух направлений — ресурсного, с одной стороны, и морского транспортного, с другой — он и остался в истории освоения Российской Арктики.

Еще одно обстоятельство привлекло внимание будущих полярников, стоявших в самом начале своего жизненного и научного пути. Разумеется, соотношение личного и общественного определяет значимость любой исторической личности. Однако эта аксиома усложняется, если страна и государство — существенно разные понятия. Похоже, наши предки во времена Русанова уже не только понимали это положение, но и руководствовались им на практике. Выступая в разчой форме против самодержавного государства (включая участие в революционном движении), они одновременно не отказывались служить стране — в биографии Русанова это буквально бросается в глаза. Не берусь судить за нас всех, но, по крайней мере, для мужской половины российского общества идея службы то ли государству, то ли стране, то ли обществу всегда была актуальной и очень непростой, особенно на переломных моментах российской истории, на которую пришлась вся жизнь героя настоящей книги. Пример Русанова весьма поучителен, хотя едва ли история и тем более литература являются руководством для прагматиков, оставаясь прежде всего проявлением духовной жизни общества.

Оглядываясь в прошлое, я вижу, как в деятельности Русанова отразилось многое из того, что имело продолжение в последующих поколениях российских полярников уже в совершенно иных общественных условиях. Определенно, его опыт пригодился нам по многим направлениям. Он оказался необыкновенно важным, поскольку лучше позволял оценить связь поколений, с одной стороны, а с другой — помогал лучше понять нашего предшественника и если не войти в его образ, то во всяком случае приблизиться к нему вплотную. Можно было взять его карту, статью или другой документ и сравнить с тем, что В. А. Русанов наблюдал на местности. Многое совпадало, а отличия порой ставили в тупик (кто же из нас прав?) или заставляли искать причину обнаруженной разницы. Нередко такой причиной оказывались изменения природной среды — проблема, которая с каждым годом становилась все актуальней и перспективной на будущее. Именно в ту далекую пору я ощутил, как формируется «связь времен», в данном случае преемственность разных поколений исследователей, без которого наука остается только набором разрозненных сведений и непонятных фактов. И не только это… Как держаться в безвыходной обстановке, на которую так щедра Арктика, когда, казалось бы, все, от тупого руководства до беспощадной непогоды, ополчилось против тебя? Если это твой выбор — не жалуйся, не проси и ни о чем не жалей! Сделай или умри — он так и поступил.

Русанову удавалось сотрудничество с людьми самого разного общественного положения и образования — от губернаторов и министров до неграмотных обитателей Новой Земли, которых он по-своему любил и ценил. Именно Русанов сформировал как общественного деятеля Тыко Вылку, что позволило ему со временем стать «президентом Новой Земли». Образ аборигена как помощника исследователя впервые описал Фенимор Купер, в нашей литературе это сделал на примере Дерсу Узала Владимир Клавдиевич Арсеньев. Однако опыт Русанова гораздо интереснее, поскольку он способствовал развитию Вылки до уровня самостоятельного исследователя и общественного деятеля. Титул «президента Новой Земли» тот заслужил в народе, а не от советской власти, отплатившей ему черной неблагодарностью, которой он не пережил. Появление такого местного лидера — несомненная заслуга Русанова. Однако много было и своих, «материковских» деятелей, с кем он не нашел общего языка, но об этом подробней ниже.

В процессе работы я столкнулся с жизнью очень своеобразной и неординарной личности, несомненным интеллектуалом и вместе с тем человеком активного действия, решительным, способным увлечь окружающих на серьезное и рискованное предприятие. В моих глазах это не было недостатком — вся окружающая обстановка учила нас тому, что риск для исследователя неизбежен по природе самого исследования, которое проводится обычно на грани неизвестного. А кто может поручиться в том, что полученный результат не ведет к опасности? Разве не взрывались и не травились химики, не зарабатывали «лучевую болезнь» (часто не подозревая об этом) физики, не говоря о врачах-инфекционистах? В лучшем положении оказались «технари», они отчетливей представляли опасный предел и для подозрительных случаев содержали специальный штат испытателей. Увы, риск для исследователя — это норма, и судьба самого В. А. Русанова лишь доказала это. Не случайно наиболее прозорливые из племени администраторов до сих пор не могут простить Русанову жизненного финала, к разгадке которого мы приблизились только в самые последние годы… С любых точек зрения русановский опыт даже в современных условиях не потерял значения, если только не стал еще актуальней…