Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

В начале восьмидесятых годов я случайно встретил на улице человека, который в пятидесятые годы был у нас начальником секретной части, так называемого первого отдела. Он еле передвигался, тяжело опираясь на палку, и вообще весь его вид говорил о том, что он сильно болен. Оба обрадовались встрече и после взаимных жалоб на здоровье начали вспоминать былые дни, людей, с которыми работали, отдельные моменты из жизни нашего КБ. Конечно, вспомнили и Сергея Павловича. Вдруг Иван Петрович мне говорит:

- А помнишь, как Сергей Павлович из-за тебя пострадал?

- Да бог с тобой, Иван Петрович, я его никогда и ни в чём не подводил.

- Ты-то не подводил, может быть, но он пострадал: он из-за тебя выговор схлопотал.

- Как же это могло случиться? - спросил я, не очень доверяя его словам.

- Теперь уже можно об этом говорить, тем более, что С. П. уже давно нет. А было вот что. Ты ведь тогда висел на волоске, и он по поводу тебя обратился с письмом прямо к Берии. Прошло какое-то время, и при очередной проверке секретного делопроизводства комиссия обнаружила это письмо. Ну, и получил он тогда выговор за это дело.

- Я об этом впервые слышу, Иван Петрович. И даже сейчас не понимаю, за что, собственно говоря, его могли наказать, даже если он к кому-то обратился?

- С такими вопросами даже главный конструктор не имел права обращаться непосредственно туда, - и он показал пальцем куда-то в небо, - это было не в его компетенции. Такие вопросы решались только через органы министерского уровня. Нам тоже тогда досталось. Было еще несколько человек, за которых хлопотал С. П., но я о них не хочу говорить.

Для меня всё это было полным откровением, и, не зная, как к его сообщению отнестись, отделался дежурным вопросом:

- Неужели это верно?

- Стану я тебе врать! Я думал, что ты обо всём знаешь.

- Откуда же я мог об этом знать?

- Ну, С. П., например, мог тебе сказать.

- Нет, Иван Петрович, он мне об этих делах никогда ничего не говорил.

Поговорив еще о чем-то, мы расстались, но, думая о тех тревожных для меня временах, я начал вспоминать всякие детали, на которые раньше не обращал должного внимания. Вдруг мне ясно вспомнился один короткий разговор с Сергеем Павловичем, буквально на ходу. Спросив, как обычно, чем сейчас занят, как идут дела, он совсем вроде бы не к месту сказал: "Ну, рад за тебя. Только меня не подведи, я за тебя поручился". Вот, собственно, и всё, что он сказал. Чего греха таить, он иногда любил поднимать значимость вопроса на несколько порядков по разным причинам. Вот и тогда я подумал, что это сказано ради пущей важности. "Конечно, - подумал я, - главный конструктор несёт ответственность за работу каждого из нас и хочет, чтобы и мы его не подводили". И вот теперь, соединяя давно сказанные слова с новой для меня информацией, я начал понимать истинный смысл брошенных на ходу тех нескольких слов: "...я за тебя поручился".

После разговора с Иваном Петровичем прошло еще несколько лет, и как-то на кафедре в Авиационном институте Василий Павлович Мишин, заведующий кафедрой, показывая мне свои записки из истории одного из неосуществлённых проектов, начатых ещё при жизни Королёва, стал вдруг говорить о некоторых более деликатных вопросах. Речь шла об обстоятельствах, при которых, проработав более семи лет в должности главного конструктора после смерти Королёва, он был снят с должности, и вместо него был назначен один из его главных недругов академик Валентин Петрович Глушко, крупный специалист по ракетным двигателям. История их взаимоотношений стоит отдельного большого рассказа, который, может быть, когда-нибудь напишут дотошные исследователи. Так вот, заметную роль в отставке Василия Павловича сыграли четыре его заместителя, написавшие коллективное письмо в Политбюро о неудовлетворительном руководстве нашим предприятием со стороны Мишина. Этих своих бывших заместителей он называл не иначе, как "писатели", вкладывая в это слово оттенок крайнего презрения. Оценивая их поведение как предательство, Мишин сказал, имея в виду Б. Е. Чертока:

- А ведь я подписывал письмо, чтобы его спасти, когда вас должны были убрать.

- Кого должны были убрать? - спросил я, не поняв сразу, о чём идёт речь.

- Тогда речь шла о четырёх сотрудниках: Черток, ты, Левантовский и... забыл его фамилию. Он работал начальником одной из проектных групп, затем, когда организовали КБ в Днепропетровске, он уехал туда, работал, кажется, начальником отдела. Ты должен его помнить.

- Кормилицын? - вспомнил я, порывшись в памяти.