Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

Как раз в это же время выходила из печати в первом несекретном варианте книга "Баллистика управляемых ракет дальнего действия", написанная мною, С. С. Лавровым и В. П. Мишиным около 15 лет тому назад, году в 1949-50-м. Лавров - первый начальник отдела баллистики в КБ Королёва, Мишин - бессменный первый заместитель Королёва, занявший его место после смерти. В последний момент нам удалось договориться с редакцией и включить перед предисловием слова "Посвящается памяти академика Сергея Павловича Королёва". На сей раз нашу волю, слава богу, никто не оспорил. Кстати сказать, книга оказалась весьма удачной, она использовалась многие годы специалистами в работе и учебном процессе в вузах, а в 1996 году, когда Академией Наук Российской Федерации была учреждена научная премия имени Ф. А. Цандера, первая премия была присуждена авторам упомянутой монографии.

После первой мягкой посадки были разрешены выступления некоторых учёных, появились в газетах статьи, а главным событием стала пресс-конференция, проведённая в Доме Учёных. Я на этой конференции был и отметил следующее. В президиуме появился президент Академии Наук М. В. Келдыш, известный специалист по звёздной и планетной космогонии профессор А. И. Лебединский, известный астроном академик А. А. Михайлов, директор Математического института им. Стеклова академик И. М. Виноградов, то есть те учёные, кому предстояло воспользоваться результатами, полученными при этом полёте. И ни одного человека из создателей аппарата. И что показалось особенно недостойным - имя Королёва не упоминалось ни разу - ни при описании программы полёта, ни самой лунной станции, ни ракеты-носителя, доставившей аппарат на поверхность Луны. Не мог академик Келдыш, ближайший соратник Королёва по линии Академии Наук, Главный теоретик космонавтики, как стали его называть, так просто, из-за своей учёной рассеянности упустить из виду имя главного конструктора ракетно-космических систем и не сказать нескольких слов в знак признания его заслуг в становлении и развитии космонавтики вообще и данного достижения в частности. Оставим этот досадный эпизод на совести устроителей пресс-конференции, ибо каких-то смягчающих, оправдательных мотивов трудно найти.

Описывая свои воспоминания, постоянно ловлю себя на том, что то и дело отвлекаюсь от хронологической последовательности событий. Видимо, рукою водит не столько календарь, сколько какие-то другие законы. Вот и сейчас хочется вернуться к нескольким интересным встречам, которые состоялись в разные годы не без участия Сергея Павловича Королёва.

Где-то в конце пятидесятых годов я пришёл к нему с очередным "баллистическим протоколом", который требовал его утверждения. Так назывался документ, в котором указывались, с одной стороны, цели пуска, основные характеристики ракеты-носителя и космического объекта, наиболее важные траекторные параметры и некоторые другие данные. С другой стороны, этим документом увязывалось взаимодействие ряда средств, подключённых к обеспечению пуска и подчинённых разным ведомствам. Можно сказать, что "баллистический протокол" был последним, итоговым документом, подтверждающим взаимные обязательства участников и их готовность к предстоящему пуску. В то время ещё не было такого подразделения, как служба управления полётом, тем более не было ещё ЦУПа - Центра управления полётами. Управление осуществлялось главным конструктором и привлечёнными им специалистами, которые всегда находились рядом. В таком "порядке" было много недостатков, но самым существенным был, пожалуй, следующий. Подготовка ракеты и пуск проводились на космодроме Байконур, а управлять надо было из Москвы, чуть позже - из Евпаторийского командно-измерительного комплекса. И вот после пуска, пока команда главных конструкторов во главе с Королёвым летела из Байконура в Москву, управление объектом несколько повисало в воздухе. В эти часы все молились Богу, чтобы не произошло ничего неожиданного, требующего срочного внепланового вмешательства по командной радиолинии самых ответственных лиц.

Баллистический протокол обычно утверждали, кроме нескольких главных конструкторов различных систем ракеты, командир войсковой части, в составе которой находился главный оперативный баллистический центр, председатель Государственной комиссии, Главкомы Ракетных войск, Военно-воздушных, Военно-морских сил, Президент Академии Наук, некоторые министры, а в случае запуска объектов сугубо военного назначения (например, в целях космической разведки), то и начальник Генерального штаба. Мне приходилось бывать у всех этих высоких начальников со своим протоколом, чтобы в случае возникновения каких-то вопросов дать необходимые разъяснения. Легче всего было получить подписи у главных конструкторов, поскольку они сами были непосредственными участниками создания ракет, их подготовки к пуску, и прекрасно владели предметом, да и меня все они хорошо знали. Доступ к ним был достаточно простым. Хуже обстояло дело с большими военачальниками, с которыми я не имел возможности связаться непосредственно и договориться о времени встречи.