Константин Путилин - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

¾ А где же остальные три тысячи пятьсот рублей?.. Разве успели уже пе­ревести на заграничные банки? Предусмотрительно! — заметил отец, пряча вещи и деньги, отобранные у Шиманского.

¾ Вам это очень интересно знать... господин Лекок? Ищите верхним чутьем... и обрящете, а я вам все равно ничего не скажу... да и зачем буду откровенничать?

¾ Вам будет облегчено наказание.

¾ Вздор! Меня повесят, это так же верно, как вам выда­дут награду за поимку преступника... сиречь меня... А теперь оставьте меня в покое... — И с этими словами Шиманский повер­нулся лицом к стене.

Отец поднялся с места:

¾ Серенко, вы останетесь здесь... в купе! При малейшей попытке Шиманского к бегству мы наденем на него кандалы. Руткевич будет здесь поблизости. Помните, преступник остается всецело на вашей ответственности!

¾ Господин начальник, я ручаюсь головой, что от меня этот господин не уйдет!

Перед выходом я еще раз взглянул на Шиманского; выражение его лица не предвещало ничего хорошего; злая улыбка искривила его губы, в глазах светилась решимость...

Я поделился своими впечатлениями с Руткевичем, когда захлопнулась за нами дверь купе, — недоброе он замышляет!

¾ Весьма возможно, Шиманский ни перед чем не остано­вится, чтобы получить свободу...

¾ Вы уверены, что Серенко не выпустит его из рук?

¾ О да, Семен Семенович обладает железными мускулами и большой прозорливостью... эти качества хорошо известны на­чальнику, иначе он велел бы связать руки Шиманскому, пред­осторожность, пожалуй, не лишняя, даже при таком партнере, как Серенко. Инженер, вы сами заметили, каким он зверем смотрит. Так и жди, что выкинет какой-нибудь кунстштюк. Ну, Бог не выдаст, свинья не съест, — да и я рядом тут буду, не мальчики мы... провести нас не так просто! Ви­дали виды!

¾ Ну, желаю вам всякого успеха! — И, пожав руку Руткевичу, я отправился на свое место в соседний вагон, где нашел отца, заносящего заметки в свою записную книжку. Лицо его было совершенно спокойно и даже не утомлено, несмотря на пережитые им в эту ночь тревоги и опасность...

Мне не хотелось спать; нервное возбуждение еще не прошло.

¾ Господин начальник, у вас ключ от входных дверей первого класса? Мы подъезжаем к Колпину... могут быть на стан­ции пассажиры.

¾ Да, у меня, возьмите, теперь он мне не нужен.

¾ Отец, ты нарочно оставил полуотворенной вторую выдвижную дверь на буферную площадку?

¾ Да.

¾ С какою целью?

¾ Шиманскому, чтобы выскочить из вагона после того, как оставил снаряд у изголовья Тургасова, было одно из двух: или разбить окно у запертой мной заранее входной двери ва­гона, или же пробраться па площадку вагона второго класса через дверь у буферов, откуда уже легко было прыгнуть на откос полотна. Разбей окно и выскочи он, мне, конечно, пришлось бы последовать за ним тем же способом, и, кто знает, при счастье для него мой прыжок мог быть неудачен, и тогда все шансы ока­зались бы на его стороне. Следовательно, прямой для меня был расчет: натолкнуть Шиманского на другой путь к бегству, и вот в эту-то западню он и попал... соблазнившись легким и более удобным способом покинуть вагон, где ежеминутно ожидался взрыв.

¾ Я видел, с какой стремительностью бросился инженер к этому выходу...

¾ Этого можно было ожидать, и полуотворенная дверь сыграла роль тормоза.

¾ Отчего ты так решительно запретил мне помочь, когда Шиманский столкнул тебя на самый край площадки?

¾ Благодарю Бога, что ты послушался! Площадка слишком узка и не могла служить ареной для борьбы трех лиц, и, при твоей горячности, ты неминуемо свалился бы на полото до­роги или на рельсы; положение мое было не столь уж безнадеж­ное, каким ты себе представил.

¾ Но Шиманский достал револьвер!

¾ Да, а я держал наготове кастет... и, не поспей Серенко, мне, по необходимости, пришлось бы парализовать его руку, чтобы предупредить выстрел.

Спокойное выражение лица у отца внезапно изменилось: лоб сморщился, уголки рта слегка искривились — это признаки душевного беспокойства были мною хорошо изучены. Я, обернувшись назад, увидал приближающегося к нам Руткевича. Одежда на нем была порвана, борода всклочена.

¾ Бежал? — задал ему вопрос отец, едва сдерживая свое бешенство.

¾ Пытался бежать! — поспешил успокоить чиновник.

¾ Расскажите, при каких обстоятельствах?

После небольшой паузы, как бы собираясь с духом, Руткевич начал свой доклад.

¾ Как только проехали Колпино, Серенко условным стуком вызвал меня к себе. Шиманского я нашел в большом возбуждении. «Помилуйте, этот зулус не хочеть выпустить меня на минуту... я изнываю от боли в желудке... и если меня сейчас же не выпустить, то зловонием я заражу воздух... бр... бр... Ка­кая гадость! Войдите в мое положение, — жаловался мне инженер, корчась от боли, которой я мало верил. — Какое я, человек интеллигентный, переживаю ужасное состояние из-за дурацкого каприза вашего сотоварища... Ну, чего онбоится? Или же он настолько дикарь и малокультурен, что предпочитает запах человеческих экскрементов... любым английским духам? Зовите вашего начальника, если вы оба столь трусливы и лишены инициативы! В противном случае я сейчас размозжу себе башку об стену. Пусть будет это на вашей ответственности, совести!..»