Анастас Микоян - Так было

Он невероятно переживал аресты наркомтяжпромовцев, не верил даже в то, что Пятаков шпион, хотя тот и был старым троцкистом. И только, когда Серго дали показания, написанные почерком Пятакова, Серго поверил и возненавидел его. Вы знаете, как мог Серго любить и ненавидеть? - сказала Зинаида Гавриловна. - Он мог отдать жизнь за того, кого любил, и мог застрелить того, кого ненавидел".

Со словом "застрелить" Зинаида Гавриловна резко поднялась со стула и прошептала: "А он застрелил себя".

Зинаида Гавриловна вышла из кабинета и повела меня в спальню. "На этой кровати спал Серго, на этой я. Оконные ставни были закрыты. Я проснулась раньше и боялась пошевелиться, чтобы его не разбудить... Наконец он поднялся, спустил ноги с кровати, а голову склонил на обе руки. "Я что-то неважно себя чувствую, - проговорил Серго, - полежу еще... Если придет Жорж, попроси подождать". Я встала, поправила подушку Серго, накрыла его одеялом и вышла. В столовой сидел Гвахария. Он приехал из Макеевки, читал свои бумаги - у него была полная папка. Гвахария у нас в доме был свой человек. Я сказала, что Серго что-то раскис, он еще спит, и предложила чем-нибудь покормить. Гвахария отказался и, держа палец у губ, прошептал: "Не нужно разговаривать". В это время я услышала глухой удар. Вы видите, спальня у нас в стороне, от столовой ее отделяет вот этот коридорчик. Двери были наглухо закрыты и в спальню, и тут. Я бросилась в спальню... Вот здесь, на ковре, лежал Серго... С простреленной грудью... Опаленный кусочек кожи над самым сердцем... Я схватила его руку, пульс, голову, прикоснулась к губам... Он мертв, его не стало вмиг, в тысячную мига... Позвонила кремлевскому врачу, вытолкала Гвахарию: "Уходи, с Серго плохо". Врач появился тут же и констатировал смерть.

Я немедленно позвонила Сталину на дачу. Мне ответили, что он гуляет по территории. Я сказала: "Передайте Сталину, что звонит Зина. Пусть сейчас же, вы слышите? - сейчас же идет к телефону, я буду стоять у трубки". Сколько я простояла, не знаю, может быть, десять минут, может быть, век. Наконец я услышала его голос, и руки у меня задрожали: "Почему такая спешка?" Я сказала - нет, приказала ему! - явиться немедленно. Я чувствовала, что он сердится. "Почему спешка?" - повторил он с акцентом. Тогда я крикнула: "Серго сделал, как Надя!" Он швырнул трубку, я услышала короткие гудки..."

"Как Надя" значило: как Надежда Сергеевна Аллилуева, жена Сталина...

После небольшой паузы Зинаида Гавриловна продолжала: "Через тридцать минут или сорок, не знаю, Сталин приехал с Ворошиловым, Молотовым, Микояном, Кагановичем, Ждановым, Ежовым. Они прошли прямо в спальню. Ни слова, ни звука. Я присела на край кровати. Ко мне подошел с утешением Ворошилов. "Что ты меня утешаешь, - сказала я Ворошилову, - если вы не смогли для партии его сберечь..." На меня посмотрел Сталин и позвал легким кивком. Мы вышли из спальни в кабинет. Встали друг против друга. Он весь осунулся, выглядел старым, жалким. Я спросила: "Что же теперь людям скажем?" - "У него не выдержало сердце", - ответил Сталин... Я поняла, что так напишут в газетах. И написали... Как только выдержало мое сердце? Откуда у меня взялись силы? Не знаю, не знаю... Я тогда даже не плакала совсем..."

Зинаида Гавриловна плакала потом, всю жизнь.

В 1957 г. Институт марксизма-ленинизма подготовил к изданию второй том избранных произведений Г.К.Орджоникидзе. Зинаида Гавриловна участвовала в этой работе, и, когда книга была уже напечатана в виде макета, она попросила меня в мае 1957 г. прочитать некоторые речи и предисловие, составленное институтом. Среди речей были и такие, где говорилось об И.В.Сталине в превосходной степени, в духе 30-х годов. Прямо скажу, читать эти места в 57-м, через 20 лет после гибели Серго, было невыносимо тяжело.

Но еще тяжелее было прочитать в предисловии к книге такие слова: "В некоторых выступлениях Г.К.Орджоникидзе, начиная с 1934 г., имеет место культ личности И.В.Сталина".

Да, соратники Сталина несут определенную долю ответственности за создание культа личности Сталина. Но ни одному из них в то время ни в прессе, ни в документах это не ставилось в вину. И вот первая претензия предъявляется кому? - Орджоникидзе!

Зинаида Гавриловна попросила меня "принять меры". "Попробую позвонить знакомым товарищам в ИМЛ, - пообещал я, - но мое влияние там равно нулю".

19 или 20 июня 1957 г. меня пригласил А.И.Микоян. Я поехал к нему в Кремль. На столе у Анастаса Ивановича лежал синий том произведений Орджоникидзе со множеством закладок. Он спросил: "Тов. Гершберг, вам показывали этот том?" Я ответил, что читал его частным образом, по просьбе Зинаиды Гавриловны. Мы просидели часа полтора, листая книгу, страницу за страницей. "Как же так? - возмущался Анастас Иванович. - Все тогда выступали, как Серго. Мы все - живые, а его, погибшего, фактически обвиняют в создании культа... Это бесчестно, бессовестно! Этого допустить нельзя!"