Анастас Микоян - Так было

Следует сказать, что тогда в состав Наркомпищепрома входило много совхозов, например все свекловичные совхозы, созданные на базе старых имений сахарозаводчиков.

В это время я часто встречался со Сталиным, был в близких с ним отношениях. Он интересовался всем, был в курсе всего того, что заслуживало внимания в этой области. Одобрял и был доволен теми успехами, которых удавалось достигнуть.

По инициативе Сталина стали расширяться мои обязанности по хозяйственной работе. Тогда производство растительных масел, естественно, находилось в системе пищевой промышленности, а производство мыла было в Наркомате легкой промышленности, хотя в основе производства мыла лежало пищевое сырье.

Наркомом легкой промышленности тогда был Любимов, старый большевик, уважаемый человек. Но на него шли жалобы, что он мало обращает внимания на развитие парфюмерной промышленности и на мыловарение. Сталин узнал об этом из беседы с Полиной Семеновной Жемчужиной, женой Молотова. Тогда она возглавляла ТЭЖЭ - Трест жировой промышленности Москвы (такой же трест ЛЕНЖЕНТ был в Ленинграде).

Как-то раз позвонил мне Сталин и пригласил к себе на квартиру. Там был Молотов. Попили чаю. Вели всякие разговоры. Потом Сталин перешел к делу и сказал примерно следующее: жена Молотова, Жемчужина, рассказала ему, что ими очень плохо руководит Наркомлегпром. В таком положении находится и ЛЕНЖЕТ. С ее слов получалось, что они беспризорные. Вместе с тем Жемчужина говорила, что парфюмерия - это перспективная область, прибыльная и очень нужная народу. У них имеется много заводов по производству туалетного и хозяйственного мыла и всей косметики и парфюмерии. Но они не могут развернуть производство, потому что наркомат не дает жиров; эфирных масел для духов и туалетного мыла также не хватает; нет упаковочных материалов. Словом, развернуться не на чем. А у женщин большая потребность в парфюмерии и косметике. Можно на тех же мощностях широко развернуть производство, если будет обеспечено материально-техническое снабжение. "Вот, - говорит Сталин, - я и предлагаю передать эту отрасль из Наркомлегпрома в Наркомпищепром". Я возразил, что в этом деле ничего не понимаю сам и что ничего общего это дело с пищевой промышленностью не имеет. Что же касается жиров, то сколько правительство решит, столько я буду бесперебойно поставлять - это я гарантирую. Кроме эфирномасличных жиров, производство которых находится у Легпрома, а не у меня.

Сталин заметил, что не сомневается, что жиры я дам. "Но все же, - сказал он, - ты человек энергичный. Если возьмешься, дело пойдет вперед". Неуверенно, но я согласился.

Итак, все это перешло к нам. Был создан в наркомате Главпарфюмер, начальником которого была назначена Жемчужина. Я с ней до этого не был близко знаком, хотя мы жили в Кремле на одном этаже, фактически в одном коридоре. Она вышла из работниц, была способной и энергичной, быстро соображала, обладала организаторскими способностями и вполне справлялась со своими обязанностями.

Следует сказать, что, несмотря на драматические перипетии ее жизни (ее выдвинули наркомом рыбной промышленности, потом избрали членом ЦК, затем исключили из состава ЦК, арестовали, сослали, и она была освобождена только после смерти Сталина), я, кроме положительного, ничего о ней сказать не могу. Под ее руководством эта отрасль развивалась успешно. Я со своей стороны ей помогал, и она эту помощь правильно использовала. Отрасль развилась настолько, что я мог поставить перед ней задачу, чтобы советские духи не уступали по качеству парижским. Тогда эту задачу в целом она почти что выполнила: производство духов стало на современном уровне, лучшие наши духи получили признание. Мы покупали за границей для этого сырье и на его основе производили эфирные масла. Все это входило в систему ее Главка.

В отношении Полины Семеновны я, правда, слышал немало критических замечаний от моей жены Ашхен. Но речь шла исключительно о ее воспитании дочери Светланы и о манерах Полины Семеновны в быту. Она вела себя по-барски, как "первая леди государства" (каковой стала после смерти жены Сталина). Не проявляла скромности, по тем временам роскошно одевалась. Дочь воспитывала тоже по-барски. В подтверждение рассказов Ашхен припоминала, что еще Серго Орджоникидзе возмущался: "Для какого общества она ее воспитывает?!" Так что бытовая сторона жизни Полины Семеновны была, видимо, широко известна. Причем дома она играла роль "первой скрипки" - муж очень ее любил и ни во что не вмешивался. Наш общий коридор имел двухстворчатую дверь между квартирами, обычно открытую. Однажды Ашхен с иронией сообщила мне, что дверь заперли и закрыли большим шкафом: Полина Семеновна, мол, боится дурного влияния наших сыновей на ее "принцессу". Но, может быть, она просто не хотела жить почти как в коммунальной квартире? В любом случае эти стороны быта чужой семьи меня не интересовали, не было ни желания, ни времени о них думать.