Поль Фор - Александр Македонский

Хотя мы не в состоянии достоверно и окончательно установить день, когда появился на свет Александр III Македонский, а также то, что он совершил от своего рождения, 6 (?) октября 356 года, до смерти, последовавшей 10 июня 323 года до н. э., то по крайней мере сравнивая немногое, что известно о его деятельности, с тем, что сохранили в памяти и прославили последующие поколения, мы можем составить представление о том, кого же человечество склонно признать «великим человеком». И хотя современные критики, начиная с Сен-Круа, пытаются совлечь с Александра роскошные одеяния, в которые облачила его традиция, рассеять воскуряемый ему фимиам, так и застилавшие его миазмы, биографы, пускай всего лишь из сочувствия, продолжают твердить, что он гений, исключительная личность, напоминая о его несравненной судьбе и рискуя приписать ему идеальные качества героя иного, своего времени. Для Дройзена он романтик, для Ницше — сверхчеловек, для Крафта — рационалист, Тарн же видит в нем духовного предтечу Лиги Наций. Я настаиваю на том, что эти образы завоевателя, «увлекшего за собой все сердца», столь же истинны, как и те, что оставили нам античность, Средние века и эпоха Людовика XIV. Или те, которые могут одновременно создать, глядя на один и тот же пейзаж, разные художники. Обреченные воспринимать лишь кажимость и жить исключительно становлением, мы прекрасно знаем, что «увековечивающее» искусство — это всего лишь индивидуальное выражение коллективной веры. И я сочту истинной удачей предлагаемого «альбома», если мне удастся представить вам ряд художественных образов, а не клише.

Изложенные воззрения на наши источники, наши методы и наше представление о многообразии или, так сказать, стереоскопическом изображении истории приходят в столкновение с одной из наиболее явных тенденций современной историографии, которая заключается в том, чтобы вообще удалить из истории личность, с тем чтобы заменить ее, как во времена Тэна — расой, средой, эпохой. Таким образом мало-помалу возникают история цивилизации или история нравов и при этом совершенно упускаются из виду пастыри племен, изобретатели, — все те, кто принимает на себя ответственность, кто обладает сильной волей. Нет такой биографии Александра, которая не начиналась бы с нескончаемой характеристики положения дел в Македонии перед 336 годом до н. э. либо не содержала бы биографии его предшественников, известных и неизвестных. Еще его превращают в эпигона, в человека, который покорно плелся за Филиппом II и собственными советниками: министрами, инженерами, финансистами, торговцами. Поведение Александра пытаются объяснить или оправдать давлением со стороны окружения, материнской наследственностью, чрезмерным доверием бездарным, или наоборот, слишком ловким помощникам, а также всем тем, что нам неизвестно. Так, царя изображают хозяином положения вплоть до битвы при Гавгамелах (1 октября 331 г.), а после нее — увлеченным и поглощенным своим завоеванием — или ничтожеством вакуума. Но История, как и Природа, не терпит пустоты.

Александр наполнил собой всю вторую половину своего столетия, всю эллинистическую эпоху. Риму с его проконсулами и императорами оставалось лишь следовать его примеру. Завороженные этим образцом, они отправились на завоевание обитаемого мира — вплоть до того момента, когда их германские и романские наследники переправились уже и через Реку Океан. Александр никогда окончательно не уходил из жизни, ибо он никогда не переставал вдохновлять глав западных государств, в том числе трех Александров — российских самодержцев, поскольку он никогда не переставал быть любимым поэтами и сказителями. Для того чтобы продолжать жить или просто выжить, усопшие нуждаются в том, чтобы их любили. В противном случае:

Не может быть воскрешения прошлого без любви, интереса, сочувствия, а также и без веры в возможность совершенствования человеческой натуры.

Вот почему на нижеследующих страницах читатель, пожалуй, найдет меньше материалов о жизни Александра, чем о том, каким он запечатлелся в последующие эпохи. Человек этот вышел за пределы своих возможностей не только в эпоху, в которую жил, но и вне ее. Люди мучительно ищут ответа на вопрос, не был ли он богом и не случилось ли так, что, перестав сомневаться в том, что его славе, равно как его образам, на пути к бессмертию суждено переходить из эпохи в эпоху, он полностью отдался собственному посмертному существованию. Нет ничего более поучительного, чем последние дни Александра, какой бы ни была по сути его физическая кончина: истощение, самоубийство или отравление. Он превратил свою участь в судьбу. Преобразил ее в момент осуществления.