Борис Могилевский - Гемфри Деви

Дорогой ценой уплатил Михаил Фарадей за свое желание быть вблизи Деви. Жизнь становилась невыносимой. Во втором письме к своему другу Бенжамену Абботу Фарадей объясняет обстоятельства, приведшие к столь тяжелому положению:

«Вы хотите знать, почему я чувствую себя несчастливым. Я мог бы высказать тысячу жалоб, но, размышляя обо всем трезво и объективно, я думаю, что мне вообще нет никакой нужды жаловаться на кого бы то ни было. Я просто изложу Вам обстоятельства.

За несколько дней до нашего отъезда из Англии лакей Деви отказался ехать с нами, и сэр Гемфри просил меня заменить его, пока мы не доедем до Парижа, где он надеялся найти себе подходящего слугу. Чтобы вывести Деви из затруднительного положения, я согласился.

Однако в Париже он не нашел себе подходящего человека: он хотел, чтобы его слуга говорил по-английски, по-французски и немного по-немецки (а я все еще по-французски не говорю). Но англичан в Париже не было, кроме пленных, а французские лакеи по-английски не говорят. Естественно, что он не нашел подходящего человека ни в Лионе, ни в Ницце, ни в Генуе, ни во Флоренции, ни в Риме, ни во всей Италии и не имеет до сих пор другого слуги, кроме меня.

Сэр Гемфри всегда старался избавить меня от черной работы, и когда мы оставались где-либо на продолжительное время, я обычно имел одного или больше помощников. Сейчас, хотя мы живем в отеле, у нас два человека мужской прислуги. Но я остаюсь попрежнему приближенным слугой и должен не только заведывать расходами семьи, но смотреть за прислугой, за столом, за всем обиходом.

Все это было бы ничего, если бы я путешествовал с одним сэром Гемфри или если бы леди Деви была похожа на него. Но она бывает так несправедлива ко мне, к слугам и к самому сэру Гемфри…» Воспитанная в пренебрежении к труду, полная аристократических предрассудков, леди Джэн мало сочувствовавала «прозаической» работе своего мужа, она просто ее не понимала.

Богатая светская дама искала в своем знаменитом муже все, кроме страсти к науке. В первые годы супружества победы на семейном фронте одерживала леди Джэн, а потому ее муж отдавал науке все меньше и меньше времени. А когда, увлекшись новой проблемой, Деви начал реже появляться в обществе, наступил семейный разлад, который в итоге сделал брак Деви неудачным. Многие годы супруги не жили вместе, и не потому ли Деви так много скитался один по странам Европы, пока не закончил свою жизнь вдали от родины. У его смертного одра леди Джэн не было…

Деви приехали в Рим. «Вечный город» произвел на Гемфри Деви глубокое впечатление. В своем обобщающем поэтико-философском произведении «Утешение в путешествиях, или последние дни философа» Деви описывает свое посещение Рима и отзвуки, пробужденные этим городом в его впечатлительном уме.

«Философские беседы, к которым я приступаю, имеют своим началом путешествие в Италию и пребывание в Риме.

Я был в Риме в 1814 и 1818 годах и прожил там осень и зиму… Здесь можно было найти ученых-иностранцев, а среди них легко отличимых англичан…

В один из прекрасных дней начала октября, в полуденный зной, мы отправились в Колизей. Я не мог оторваться от созерцания величественных остатков прошлого… Мир, как и человек, цветет в молодости, развивается вместе с возрастом и приходит в упадок вместе со старостью, но разница лишь в том, что развалины все же сохраняют остатки своей красоты.

Солнце цивилизации поднялось на востоке и продвинулось на запад, а теперь плывет над меридианом. Очень вероятно, что через несколько веков оно будет садиться за горизонтом, на стороне нового мира».

Деви не мог предвидеть того, что случится через век, но он так же, как и все лучшее в человечестве, жаждал этого нового мира.

Полтора года пробыл Деви в Европе, и 1 мая 1815 года вернулся в столицу Великобритании, где его ожидала горячая работа, Наступает время выполнить свое давнее обязательство.

Взрывы газа в каменноугольных шахтах ежегодно уносили тысячи жертв. Никакой техники безопасности не существовало, рабочий день шахтеров не был регламентирован, каждый рабочий поминутно находился под страшной угрозой гибели. Но ужасный взрыв, происшедший в 1812 году в Ньюкэстле на шахте Феллинга, привел в содрогание всю Англию. В течение нескольких секунд было убито сто человек. Под похоронный звон колоколов наверх поднимали до неузнаваемости изуродованные трупы. Сотни людей остались калеками на всю жизнь. Крики жен и детей разрывали сердца. Эта катастрофа переполнила чашу страданий, глухой ропот перерастал в активное революционное выступление.