Виктор Петелин - Жизнь Шаляпина. Триумф

Шаляпин внимательно слушал, он не видел этого балета, но в постановке его были заняты, оказывается, его друзья и соратники.

… Ведь чуть ли не все петербургские газеты осудили эту постановку, а кто-то остроумно выразился, что «Волшебное зеркало» как нельзя более рельефно отразило всю уродливость пресловутого декадентства. Вместо сада в первом действии Головин представил какую-то аляповатую мазню. И публика отрицательно отнеслась к представленной в балете декадентской обстановке. Но зато господа декаденты, явившиеся в полном составе во главе со своим старостой господином Дягилевым были очень довольны декорациями и костюмами, им, говорят они, не хватает некоторой законченности. Вот в этом-то и беда господ декадентов: незаконченность они возводят в принцип своей школы, а незаконченность уводит к бесформенности вообще.

– Нет, Владимир Васильевич, иной раз эта бесформенность очень выгодна и удачна в театре. Вот Константин Алексеевич делает костюмы для моего Демона, в роли которого я выступлю в свой бенефис в январе будущего года. Разве отточенность формы годится для этой роли? Вы можете представить в театре, на сцене, реалистического Демона?

«Эх, как заговорил наш Федюшка, казанский мужик», – промелькнуло у Стасова, сумевшего скрыть удивление от слов Шаляпина.

– И Коровин поэтому предлагал мне эскизы, наброски возможных костюмов Демона и декораций обстановки, в которых можно было бы его представить. Оказывается, быть театральным художником не так-то просто, я все его эскизы представил и забраковал. Он согласился со мной и сказал, что он еще не все продумал.

– Но как же не думать-то, на то она, голова-то, и дадена. Со мной в эту зиму и лето произошли поразительные вещи… Просматривал я как-то свои записки давних лет. Столько их накопилось за многолетнюю литературную жизнь. И, разбирая старые тетради, старые записки, записочки и заметки на миллионе отдельных бумажек, я удивился, сколько, оказывается, у меня общего с тем, что написано у Льва Николаевича в его книге «Что такое искусство». Я давно собираюсь написать «Всеобщий разгром», про который я жужжу вот уже несколько лет всем в уши, в том числе и Льву Великому, который сильно одобряет мой проект… И вот привел в порядок некоторые записи и увидел, сколько сходного, кроме, конечно, немногих пунктов, где у нас значительные расхождения: про Господа Бога, про Господа Христа, про христианскую мораль, религию да еще про множество картин, статуй, архитектур и музык, которых он никогда не видел и не слыхал, а если бы и видел и слышал, то не был бы способен оценить и понимать: у него только ужасно верны и хороши все общие соображения. Ну что нового он мог высказать об искусстве Ренессанса? Как раз он спрашивал меня об этом в письмах, о Рафаэле, Леонардо да Винчи, Микеланджело. А я ему отвечал, что это никуда не годное и постыдное время аристократического, папского и кардинальского искусства, затоптание в прах всякого искусства народного и национального. А сколько мы еще говорили с ним про Данта, которого не люблю и не признаю, про Мильтона… О ком мы с ним только не говорили. И про Виктора Гюго, которого обожаю, кроме его дурацкой и гнилой риторики…

– В Москве все говорят о постановке «Юлия Цезаря» во МХТе, особенно удачен Качалов в роли самого Цезаря, поругивают Брута в исполнении Станиславского…

И снова Стасов пришпорил своего коня и ринулся в бой: только недавно много говорили с Толстым о Шекспире, и на этот раз много сходного обнаружили в своих воззрениях.

– Со стороны Льва Великого началась громадная атака на Шекспира. И тут у нас почти полное совпадение. Можете себе представить, я написал статью «Венецианский купец» для Брокгауза и Ефрона, читал ее на благотворительных вечерах еще в прошлом году, первоначально предназначалась для одного шекспировского издания. Все время думалось, что это второстепенная вещь Шекспира, слишком много в ней погрешностей сюжета. Но потом стал вчитываться, особое внимание обратил на слова Шейлока: «Вы (т. е. христиане) учили меня всем гадостям – и я теперь исполню их…» – и пришел к выводу, что «Венецианский купец» просто выше всех остальных трагедий Шекспира вместе с «Гамлетом». Мне кажется, нигде он не поднимался так высоко и не спускался так глубоко. Все эти архигениальнейшие вещи: Лир, Отелло, Кориолан, Ричард, Ромео, Макбет – как ни велики, а все ниже! Что трактуют эти трагедии? Ромео – любовь; Отелло – ревность; Кориолан – самолюбие; Макбет и Ричард – властолюбие и жадность силы; Лир – отцов и детей; один только «Гамлет» и «Шейлок» созданы на сюжеты в тысячу раз выше тех, остальных. Эти две – первые две в мире вещи, по части драмы, трактуют судьбы народов и всего человечества, отношения одной части народов к другим всем. Лев Николаевич, конечно, судит Шекспира строже, иной раз бьет наотмашь, не особенно заботясь, попадет по цели или нет. Ну, тут ему только Бог судья…